Сказочный мир Саманта Руса
Цепи апакалиптик индастриал плотно стягивали мой мозг. Жизнь вновь просыпалась в песок. Чёрный цвет заслонял собой небо. Такого количества воинствующих подонков, замышленных при моём прямом соучастии, свет не видел ещё. Тогда я порвал наименее прочную цепь, оставил работу и присел на тротуар с подвернувшейся под руки электрической балалайкой. Музыка тут же затянула покрепче все и без того прочные петли на моей всё выдерживающей шее. Меня звали Сам. На любом языке. Сокращённо от «самолёт».
Летать меня рвало с детства. Летал я с горшка, с небоскрёбов и с самого неба. Жаль – вниз. Падал, собственно, а не летал. Ничего. Отчётливо запомнившийся вкус первой крови своей на губах напоминает о беспредельности возможностей. Для кого? Я сидел на тротуаре и вспоминал, складывая льдинки слов в этой колючей, никогда не получающейся, песенке. Пожилой, средоточенный дяденька так пыхтел надо мной от усердия. Тоже – хирург реальности. «Как же так? Электроинструмент… А не подсоединён! К электросети…», он тащил, запыхавшись, электрокабель ко мне. «Дяденька-дяденька, сколько там вольт?», успел я обратить на него внимание. «Достаточно!», успокоил меня, и себя, и нас всех. И подсоединил…
Тут я и увидел её… Нежную и светлую… Красоту… пришедшую спасти мир… Всё, на что хватило моих некогда беспредельно осознанных сил, так это на то чтобы не раскрыть совсем уже по-ребячески рта. Я сидел и улыбался ей, как умалишённый. Она вышла из дверей пластика оказавшейся рядом станции метро, а мне грезилось, что сама земля не выдержала и за все наши вековечные прегрешения только что разродилась неземной красотой. Чтобы знали. А потом я нашёл её глаза и до сих пор не вернулся из них. И возможно это невероятное отклонение, но я вижу теперь мир её глазами и видение это сродни прозрению. Только в этом видении всё столь кропотливо мной создававшееся обретает столь долгожданный смысл. Только в этом видении творения рук моих обретают упорядоченность и стройность. И только там я обретаю, оказывается всегда присутствовавшие у меня, крылья.
– Как зовут вас, принцесса? – обратился я к ней.
– Мелисента, – она протянула ладошку. – А как зовут вас, принц?
Мне захотелось обернуться и посмотреть внимательно вокруг. Я не видел ни мира еще, ни себя. Я знал: я – не принц. Но прекрасная незнакомка, как это ни странно, обращалась не к кому-то, а ко мне.
– Сам!.. – всё далее отрешаясь от окружающей действительности, произнёс я.
Так мы полюбили друг друга.
***
Вернувшись из, как ему показалось, ниоткуда и никогда домой, Самант Рус застал на своей кухне сцену столь пикантную, что рассеивающиеся постепенно лёгкие сомнения в здравости собственного рассудка вернулись тут же и в преисполненной форме. Магистр Мальгрим стоял у кухонной плиты в чёрном фраке и белой сорочке и готовил себе завтрак из одной лишь яичницы с беконом. Нинет в костюме деловой женщины, только разве что не опаздывающей на экономическую пресс-конференцию, присев перед магистром, делала ему миньет. Самант споткнулся о порог кухни и застыл раскрыв рот.
– Нинет, мы не одни! – заметил своей лакомящейся визави магистр.
– Ой! – вскрикнула Нинет и растворилась в воздухе.
Сам тряхнул головой. Магистр находился перед ним в элегантно-полном порядке, затянутый до последней пуговицы. И уже ни экстравагантный наряд незнакомца, ни само его присутствие на кухне Саманта не тревожили и не беспокоили. Самант Рус совершенно ясно понимал, принимал и нимало тому не противился: на его кухне вполне могут жарить яичницу джентльмены во фраках, абсолютно не затрагивая при этом ничьих эстетических пристрастий, либо собственнических настроений.
– Доброе утро, сэр! Мистер Сам, если я не ошибаюсь?
– Д..да… Это я. Доброе утро, мистер…
– Зовите меня просто Мастер!
– Хм!.. – Сам качнул головой. – На мой взгляд, Мастер – это не совсем просто…
– Узнаю и должен доложить о почтении родственному образу мышления! Но поверьте: звание Мастера для меня достаточно и достаточно скромно. Сама же скромность моя известна довольно широко и иногда даже не имеет границ. Пускай сегодня буду я Мастером. Идёт?
