Во-вторых, автоматическая система уничтожения метеоритов была настроена на осколки, летящие встречным курсом, или сбоку со скоростью, превышающей определённый предел относительно скорости корабля. Зона действия этой автоматической системы охватывала почти полную сферу, за исключением небольшого участка в задней, по направлению движения, части, где этой системы не было. Конструктора решили, что, если метеорит догоняет корабль, то разница в скорости корабля и метеорита должна быть не настолько велика, чтобы человек не успел прореагировать на сигнал. Кроме того, установка средств противометеоритной защиты в этой части корпуса вызывала определённые конструктивные трудности.
Вот так и получилось, что человек не среагировал на метеорит, догоняющий корабль, а автоматика на этот случай предусмотрена не была. При проектировании корабля просто не был учтён случай, что метеорит ударит в корабль во время торможения.
К счастью, почти сразу после удара метеорита торможение закончилось, и космонавты получили свободу действий. Дюма сразу же повернул своё кресло. Все неприятные ощущения немедленно забылись, вернее, отошли и притаились где-то в глубине организма. На пульте состояния корабля горели красные лампочки, сообщающие, что авария произошла в трех отсеках верхнего яруса.
«Это уже хорошо, — подумал Дюма, — значит, никто не пострадал». В верхнем ярусе размещались склады инструмента и других нетяжелых вещей, необходимых для работы на планете.
Ожил динамик внутренней связи:
— Капитан! Докладывает Герман Шмидт. Три отсека разгерметизированы. Автоматика дверей сработала. Отсеки закрыты герметически. Принимаю решение: одеваем скафандры, заходим в соседний отсек, закрываем за собой дверь, разгерметизируем его и проходим в аварийный отсек. Прошу вашего согласия.
— Решение одобряю, — ответил Дюма. — Кто с вами?
— Ежи и Андрей. Они пошли вниз за скафандрами.
— Давайте, кузнецы. Как только попадёте в отсек, — доложите.
На «Пасионарии» оказалось три космонавта — Шмидт, Ковальский и Коваленко, фамилии которых основывались на корне «кузнец». Ещё на Земле они объявили себя братьями и все время держались вместе. Так их все и звали: «бригада Кузнецов».
Стали поступать сообщения из других отсеков — везде все было в порядке. Наконец снова отозвался Герман:
— Метериот был небольшой. Пробит борт и две переборки. Повреждения ерундовые. Пробоину задраим через час с небольшим. Потом возьмёмся за переборки.
— Что в этих отсеках? — спросил Дюма.
— В том, где пробит борт, — просто склад. В соседнем — спутник, в последнем — камера регенерации воздуха. При первом осмотре повреждений нет. Когда залатаем борт и впустим воздух, посмотрим внимательнее.
— Хорошо, действуйте.
Кузнецы не подвели. Заплатку на пробоину подвели сразу, после чего впустили в отсек немного воздуха. И хотя давление внутри отсека теперь достигло совсем незначительной величины, его оказалось достаточно, чтобы прижать заплатку к борту намертво.
— С такой заплаткой наша «Пасионария» пролетит ещё не один парсек, — докладывал Герман капитану.
— Это хорошо, — ответил Дюма, — но лучше её все-таки заварить. Не можем же мы летать с незакреплённой заплаткой!
— Разве я говорил, что её не приваривать? — возмутился Герман. — Это только сейчас она давлением держится. Стоит нам войти в атмосферу, как она вылетит как пробка!
— Шеф, посылайте сварщика наружу, — продолжал он. — Если мы будем варить изнутри, пожжём всю защиту, а она нам ещё будет нужна.
— Вполне согласен, — ответил Дюма, — к выходу в космос готовится Лемма, на страховке — Мванза. Вы пока передохните немного. Как только они закончат — восстанавливайте защитный слой и внутреннюю оболочку.
— Вас понял. Посмотрим, как наш повар сварит металл, это ему не бифштексы!
Лемма, слышавший весь разговор, и не подумал обидеться на грубую шутку Германа. Да и Герман знал, что он не обидится, потому что другого такого виртуоза сварки на корабле не было.
Прошло не менее часа, пока Лемма добрался до пробоины и приготовил свои инструменты. И ещё примерно полчаса он заваривал отверстие. Все это время команда кузнецов провела в скафандрах в отсеке «в горизонтальном положении». По образному выражению Германа они боялись впускать в отсек воздух, чтобы не испортить Лемме «всю музыку».
