— Здравствуй, здравствуй, — неожиданно пробасила она, подняв голову. — В магазине твоя, в магазине. Пять минут как убежала. Скоро вернётся, хлеба у неё дома нет…
— «Моя»? — Павел повторил ошарашенно. Старуха говорила так, словно давно и хорошо его знает. Но откуда?! И лицо её знакомо — смутно, но знакомо. Что за чушь! Не живёт такая в этом доме, уж за пять лет со всеми повидался-познакомился!
— Твоя, твоя, — старуха погрозила пальцем. — Афанасьевна всё видит! А колечко, — она перешла на заговорщический шёпот, — мог бы и снять, снять.
Павел машинально перевёл взгляд на правую руку — на обручальное кольцо. И злость накатила… о чём болтает старуха?!
— Спасибо за совет, — саркастически отозвался он, поправил капюшон — зябко. Подошёл к двери. Что за новость? Куда делся домофон, кнопки, почему подъезд открыт всем подряд?!
— Из дома, что ли, выгнали? — осведомилась Афанасьевна вслед. — Заходи, заходи, чего мёрзнуть на улице. В подъезде-то теплее.
В подъезде оказалось и впрямь тепло и — чисто, как ни странно. Запахи, куда без них — застоялый табачный дым, кошки и собаки — пахнет, убирай не убирай. Но чисто! И без домофона!
— Я сплю? — поинтересовался Павел, ещё раз осмотрев своё облачение. Домашние брюки и домашняя же майка, лёгкая осенняя «огородная» куртка — в ней обычно выезжает к тёще в огород, когда никак не отвертеться. Кроссовки — единственная не поношенная, не затрапезная деталь одежды.
М-да, сходил выкинуть мусор.
Павел обнаружил, что стоит у двери — своей двери. Своей, да не своей. Номер тот же, и подъезд тот же, и соседская дверь, ближайшая, та же. А вот сама дверь другая. И замок другой.
Можно и не пробовать вставлять ключ. Не подойдёт. И мобильника не взял, умник. Думал, что выйдет минуты на три. Павел осторожно толкнул дверь, физически ощущая, как соседка напротив буравит ему спину взглядом через глазок. Да и пёс с ней, пусть смотрит.
Шаги внизу. Дверь впустила обрывок реплики громогласной Афанасьевны. Интересно, кому она успеет доложить о его, Павла, визите к «своей»?
Павел принялся спускаться по лестнице, сам не очень понимая, куда сейчас пойдёт и зачем. Но…
— Паша?! — радость, нет — восторг в её голосе. У Павла перехватило дыхание. Не может быть… этого не может быть, потому что не может быть никогда!
«Тебя не существует», чуть не сказал он. Но это длилось недолго — и Павел, который минут двадцать назад вышел, чтобы вынести мусор, тут же сдался и исчез. А другой Павел, едва не спятивший когда-то от грёз, принял командование.
Павел ощутил восторг. Она здесь… значит, всё это не видения, не бред и не выдумки! Она здесь!
— Лена?! — имя пришло не сразу. Низенькая, худенькая, черноволосая… стоп, почему черноволосая?
Она бросилась к нему на грудь.
— Пришёл, — прошептала она. — Я знала, знала, что ты придёшь! С утра знала! Подумала, что дома ничего нет…
— Я пришёл, — он прижал её к себе, а мысли текли в голове и путались, путались. Главная — где его квартира, где Мария и Виктория — угасла, перестала беспокоить, утратила смысл.
— Идём! — она схватила его за рукав. — Афанасьевна мне уже доложила, — рассмеялась она тихонько. — Ты на неё не ворчи, а то она всем-всем рассказывает потом, когда ты был да почему… Не сердишься?
— На кого? — опешил Павел. Елена стояла, уже погрузив ключ в замочную скважину.
— На Афанасьевну. Если сердишься, не пущу!
— Да не сержусь я, — если Павел и покривил душой, то совсем немножко.
Елена приподнялась на цыпочки и поцеловала его. В губы. И прежний Павел, который был в здравом уме и твёрдой памяти минут двадцать назад, окончательно был повержен.
Павел прижал её к себе… осознавая, что на них сейчас смотрят. Плевать! Это она, она… запах её волос, её голос, вкус губ… Пусть смотрят кто хочет, и пошли все к чёрту!
Она долго не отпускала его. Но всё же отпустила.
— Заходи, — она открыла дверь и с силой потянула Павла внутрь. — Закрой на щеколду!
Дверь закрылась. И Павел окончательно осознал, что мир изменился, и если это сон, то сейчас, прямо сейчас, нет смысла просыпаться.
— Неси, — Елена вручила ему пакет. Хлеб, мясо, печенье — это он успел заметить. — Давай-давай, неси на кухню!
