Мое освобождение заключалось в возвращении кошелька с деньгами и остальных вещей, что находились при мне во время ареста. Среди них не было ничего опасного: лишь ключи, несколько орешков в тряпичном мешочке и светящийся кусочек кварца — подарок знакомой, Сенсата, которая сейчас била баклуши в роли Королевы-Ведьмы в каком-то занюханном мире Прайма. Тем не менее, Гармониум изъял все это в соответствии с уставом. Ведь если бы я был магом (а я им не был), то и безобидного клочка пуха могло быть достаточно, чтобы превратить всех в казармах в летучих мышей.
Пока я пристраивал кошелек на пояс, вошел допрашивавший меня сержант. Заметив меня, он сделал каменное лицо — видимо, не очень обрадовался моему освобождению. Вероятно, он придерживался теории, что ни в чем не виновных не существует. Гармониум есть Гармониум.
— Выходит, тебя отпустили, — сказал он, удостоив меня пристального взгляда. — Не больно-то радуйся, Кэвендиш. Тебе и твоему желторотому приятелю лучше не лезть в неприятности, я теперь за вами буду присматривать.
— Не могли бы вы сперва присмотреть за Иезекией… чтобы дать мне хотя бы минут десять форы?
— Да ты никак хочешь от него смыться? — Сержант задумчиво погладил бороду. — Будь ты мошенником, Кэвендиш, хотя я знаю, что это не так, ведь у тебя наверху есть хорошие связи, и друзья завсегда спасут твою шкуру, даже когда тебя стоило бы посадить. Но будь ты мошенником, то я бы решил, что ты хочешь кинуть своего подельника. Может быть, сбегать туда, где вы прячете деньги, и вынести все, пока парень не может тебе помешать.
Я уставился на него, не веря своим ушам.
— А знаете, сержант, вы явно работаете не по призванию. Скажите лишь слово, и я сведу вас с моими друзьями в издательствах. Им всегда нужны люди с буйной фантазией. Доброй вам ночи.
Мои слова не достигли цели. Я собирался высокомерно отвернуться и выйти вон из бараков с видом оскорбленного достоинства, но, к сожалению, сержант уже скрылся, не выслушав до конца и оставив меня наедине с дверью.
Закончив с кошельком, я направился к главному выходу. Как я уже сказал, ночка в казармах выдалась еще та; стражи сновали туда-сюда, поодиночке и группами — по коридору было невозможно протиснуться. Они спешили, и я спешил, но у них были дубинки и мечи, так что прижиматься к стене приходилось мне.
В конце концов, я добрался до выхода и оказался на ночной улице Сигила. Я остановился на ступенях, чтобы вновь вдохнуть воздух свободы, как вдруг из здания вывалился сержант, волоча за собой Иезекию.
— Вот ты где, Кэвендиш! — окрикнул меня сержант. — А ты не забыл своего друга?
— Привет! — прощебетал мальчишка, протягивая руку. — Здорово, что мы успели тебя найти.
— О, да, — мрачно выдавил я. — Просто замечательно.
* * *
Спустившись по ступеням, Иезекия помахал на прощание сержанту; тот махнул в ответ, и его маленькие глазки как-то странно сверкнули, как у игрока в вист, разыгравшего неожиданный козырь.
— Отличные ребята, эти стражи, — сказал Иезекия, не замечая, как мы с сержантом сверлим друг друга глазами. — Я предлагал им пропустить по стаканчику за мой счет в их любимой таверне, но они, видно, очень заняты расследованием пожара.
— Если тебе интересна ночная жизнь, — вставил сержант, — держись Кэвендиша. Я тут слышал, что госпожа Ирин назначила ему встречу в Праздничном Дворце.
— В Праздничном Дворце? — переспросил Иезекия с интересом.
— Вот спасибо так спасибо, сержант, — прорычал я. — Не пора ли вам уже пойти послужить и позащищать кого-нибудь другого для разнообразия, а?
— Доброй ночи, Кэвендиш, — самодовольно поклонился тот. — Уверен, вы составите друг другу славную компанию. — Тихо посмеиваясь, он проследовал внутрь казарм.
— Праздничный Дворец? — повторил Иезекия, схватив меня за руку. — Это какой-то грязный притон, где любят бывать жулики и преступники? Раз уж я в Сигиле, хотел бы я заглянуть в какой-нибудь вертеп беззакония.
— Праздничный Дворец — не вертеп беззакония, — произнес я с расстановкой. — Только потому, что он управляется Сенсатами, народ распускает про него самые нелепые слухи. Гляди сюда, я покажу тебе.
