– Понимаю, – сказал он. – Жаль только, что ты раньше не уведомил меня о сути вопроса. Сэкономил бы время и мне, и себе.
– Каждый делает то, что ему было приказано делать, – раздражённо ответил Шонгауэр. – А теперь, если позволишь, я вернусь к обязанностям, оставив тебя размышлять над тем, что ты скажешь нашему епископу.
Он кивнул Ловефеллу на прощание и исчез за дверью. Инквизитор сидел за столом, оперев подбородок на кулаки. Значит, вместо Прекрасной Катерины на костре сожгли другую женщину, осторожно перевезя её через город в капюшоне. Может быть, она тоже была ведьмой, может, детоубийцей или обычной воровкой, а может, просто пьяной шлюхой, которую подобрали на улице и бессознательную, не понимающую, в чём дело, отвезли прямо на костёр. Тем временем Прекрасную Катерину забрали в Амшилас, чтобы там не только оценить её способности и заставить поделиться своими знаниями, но, быть может, одарить её благодатью познания и принятия Истины. Так ли это было на самом деле? Находилась ли сейчас Катерина в монастыре, или, может, даже была признана достойной помогать в распространении в мире славы Христовой? Что она вспоминала из прошлой жизни, когда она была запутавшейся, ослеплённой и служила силам тьмы? Помнила ли она, что у неё есть сын, и если да, имел ли он для неё какое-либо значение? Ловефелл понимал, что не найдёт ответов на эти вопросы, и поиск этих ответов может оказаться как неразумным, так и небезопасным. Он, однако, также хорошо знал, что пока он в Кобленце, он не прекратит искать сведения у людей, которые могли рассказать ему что-то ещё о матери Мордимера. Прежде всего, он намеревался выяснить, что обо всём этом знает Соломон Гриен, названный Брандтом гниющим при жизни покойником. Мог ли старый мошенник, вор и убийца, некоронованный правитель кобленецких бандитов, помнить это дело? А если да, то что он о нём помнил?
* * *
Если бы Ловефелл представился епископским посланником, он безусловно нашёл бы в доме Гриена хороший приём и вежливое угощение. В конце концов, никто не был настолько глуп, чтобы без причины ссориться с представителем Святого Официума. Но в этом случае он уйдёт с пустыми руками. Соломон Гриен, прикрываясь болезнью, отсутствием памяти, пообещал бы всесторонне помочь, поспрашивать кого надо, после чего не соизволил бы и пальцем пошевелить. Но Ловефелл подготовился к подобной ситуации. Преступный мир Империи не был целостной структурой, как в это хотели верить некоторые представители власти или как болтали в тавернах. Но «мастеров тонгов», как их называли, связывало кое-что большее, чем нити соглашений. В конце концов, их обширные интересы простирались за пределы городов и государств, а для того, чтобы хорошо ими управлять, нужен был обмен информацией и взаимодействие. Ловефелл знал систему паролей, позволяющих ему выдать себя за посланника тонгов, и он собирался прибегнуть именно к этому трюку, прося Гриена о разговоре.
Бандит принял Ловефелла в спальне, лёжа на огромной постели, застланной пуховыми подушками и одеялами, облачёнными в белоснежные накрахмаленные пододеяльники. Среди этой белизны тем более зловеще выглядело его лицо. Ибо лицо Соломона Гриена напоминало лист бумаги, который сначала смяли, а потом посыпали золой.
– Спасибо, что вы согласились меня принять, – вежливо сказал Ловефелл. – Я очень благодарен за это доказательство благосклонности.
– Садитесь и рассказывайте, – инквизитор с трудом услышал шёпот, исходящий из уст, которые почти не двигались.
В комнате единственным предметом мебели, кроме кровати, был большой генофлекторий, и Ловефелл заметил, что вместо бархатной подушечки в месте, на которое опирались коленями, у этого генофлектория были железные бугры. «У кого-то здесь много грехов на совести», – подумал он. – «Как видно, он искренне желает за них покаяться».
– Ах, да. Не на что, – пробормотал хозяин. – Прикажите, пусть принесут табурет.
– Покорнейше благодарю, но я не отниму у вас много времени, и ноги выдержат, – тепло улыбнулся Ловефелл.
– Как угодно. Рассказывайте.
– Вы помните Прекрасную Катерину?
