* * *
С самого утра во всех церквях Кобленца звонили траурные колокола, а пастыри рыдали о смерти архиепископа и красочно рассказывали прихожанам, какое славное место уготовано у престола Господня Его Преосвященству, и как он будет радоваться всем Божьим дарам.
– Зачем грустить, если сейчас ему так хорошо? – Спросила Катерина у служанки.
– Ой, госпожа как что скажет!
– Пил только воду, ел заплесневелый хлеб, так хоть теперь этот бедолага наконец заживёт.
– Гвозди и тернии, негоже госпоже так говорить! – Ирмина огляделась, словно вокруг них пряталась по меньшей мере сотня соглядатаев.
– Ты чеши, чеши, – распорядилась Катерина. – Только волосы мне не повырывай. И скажи, неужели тебе не кажется, что когда умирает верный слуга Церкви, то мы все должны радоваться его счастью? Ведь он покидает эту юдоль грусти, болезней и бедности, чтобы радоваться на небесах.
– Матерь Божья Безжалостная! – Служанка бросила щётку на землю. – Не буду даже слушать такие богохульства.
Катерина от души рассмеялась, ибо считала, что день начался весьма удачно, и не собиралась переживать из-за настроения горничной.
– Ну ладно, ладно, – проворчала она примирительно. – Причеши меня красиво, и я подарю тебе платье.
– То красное с золотыми рукавами? – Ирмина бросилась поднимать с пола щётку.
– Красная будет у тебя шкура, как я тебе её надеру! Тоже мне, красное! – Фыркнула Катерина.
– Сегодня утром один священник клялся, что он видел, как архиепископа вознесли на небо Ангелы в золотой колеснице. Госпожа об этом слышала?
– Вознести они его могли и сами, жаль, что колесницу мне не оставили, – отозвалась Катерина.
– А что, госпожа не верит? Священник сказал!
Катерина только махнула рукой, а потом услышала стук в дверь и доносящиеся с первого этажа голоса слуг. Их перекрывал громкий голос каноника.
– К госпоже сейчас нельзя! Госпожа занята! – кричала служанка, но Герсарду, по-видимому, удалось преодолеть её сопротивление, так как он ввалился в будуар, весь раскрасневшийся и сияющий.
– Ты слышала? Слышала? – Вдруг взгляд каноника упал на Ирмину, и его лицо моментально приняло печальное выражение. – О том, что наш любимый архипастырь отдал Богу душу? – Закончил он гробовым голосом.
Катерина со вздохом покачала головой.
«Если этот дурак будет продолжать вести себя подобным образом, то скоро мы оба попадём к чёрным плащам», – подумала она.
– Я буквально только что объясняла Ирмине, что добрый христианин должен радоваться смерти богобоязненного человека, ибо этот человек отправляется прямо к престолу Господню. А грусть - это лишь проявление нашего эгоизма. Права ли я, ваше преподобие?
Герсард горячо поддакнул.
– Это святая правда. Но обычно мы не показываем этой радости, дабы её не поняли ложно.
– Видишь, глупая девка. – Катерина ущипнула служанку за бедро. – Теперь иди себе, – она притянула к себе голову Ирмины так, что ухо девушки оказалось у губ Катерины, – бьюсь об заклад, что наш каноник принёс с собой большое кропило и захочет поблагословлять меня часок-другой.
Служанка фыркнула смешком и выбежала из будуара, захлопнув за собой дверь.
Катерина ещё долго слышала, как Ирмина самозабвенно хохочет.
– Что её так развеселило? – Герсард нахмурил брови. – Впрочем, неважно. – Он глубоко вздохнул и хлопнул в ладоши. – Я теперь свободен! Наконец-то я избавился от этого бешеного пса.
– И у стен есть уши, – заявила Катерина ледяным тоном. – Проявляй свою радость ещё безудержней, и ты отправишься доживать свой век в монашеской келье.
– Хорошо, хорошо, я буду осторожен, – беззаботно ответил он. – Ты не поверишь, если я скажу тебе, какой я непревзойдённый актёр.
«И впрямь, не поверила бы», – подумала Катерина.
– Кто-то станет архиепископом вместо этого старого мерзавца, но за трёх кандидатов я буду горой. Один мой родственник, второй был другом моего отца, а у третьего только пьянки и любовные утехи на уме. Рассказывают, как в Ватикане он устроил вечеринку, на которую пригласил пятьдесят искуснейших в своём деле шлюх. А когда их перетрахал, то снял пятьдесят других. Он даже выписывал шлюх из Флоренции, Венеции и Генуи, как только узнавал, что какая-то из них особенно хорошенькая или знает исключительно замечательные трюки.
