Она ответила, что никогда об этом не думала. Я сделала удивленное лицо.
— Давно пора подумать, — сказала я. — У меня волосы на голове шевелятся, когда я читаю в газетах о грабежах. Преступники всегда выбирают большие старые дома, где живут одинокие пожилые женщины. Надеюсь, вы держите дверь на цепочке и, как стемнеет, никому не открываете?
Тут она припомнила, что в доме на соседней улице и правда кого-то обокрали.
— Ну вот, видите? — подхватила я. — Эти негодяи уже орудуют в вашем районе. А если бы у вас поселились жильцы, и в доме появился мужчина, вам нечего было бы бояться. Кроме того, вдруг вы упадете и сломаете ногу, а рядом никого? Неизвестно, сколько времени пройдет, пока вас обнаружат.
Месяца три потратила я на то, чтобы убедить моих дорогих родных — папу, маму и тетю Мэдж, — насколько им было бы лучше, если бы они жили все вместе на общие средства в тетином доме в Лондоне. Для папы это был идеальный вариант — если он заболеет, первоклассные клиники под рукой. Так и произошло: он заболел, но прежде я успела поступить дублершей в один из театров Вест-энда.
Да, признаюсь, я бредила сценой. Помните довоенного кумира публики Вернона Майлса? У нашего поколения он вызывал такой же безудержный восторг, как звезды поп-эстрады у нынешних подростков, и я, как и все, сходила по нему с ума. Наша семья обживалась на новом месте у тети Мэдж — мне отвели две верхние комнаты, — и я каждый вечер ходила к театру и подолгу простаивала у служебного входа. В конце концов Вернон Майлс заметил меня. У меня тогда были пышные белокурые волосы, еще не крашенные, и вообще я была очень хорошенькая, хоть самой об этом говорить не принято. В любую погоду каждый вечер я стояла у театра, и постепенно Вернона это стало забавлять. Началось с того, что он расписался в моем блокноте для автографов, потом стал здороваться и махать мне и, наконец, пригласил меня в свою гримерную выпить вместе с другими актерами.
— Познакомьтесь, мой Верный Паж, — представил он меня (у него было незаурядное чувство юмора), все засмеялись и пожали мне руку, и тут я сказала ему, что мне нужна работа.
— Вы что же, хотите играть? — спросил он.
— Мне все равно, что делать, — отвечала я, — лишь бы работать в театре. Если надо, могу поднимать и опускать занавес.
Думаю, именно эта напористость все и решила — было ясно, что от меня просто так не отделаешься, и Вернон Майлс в самом деле устроил меня помощницей ассистента режиссера. Фактически, почетный вариант девочки на побегушках, но это уже было кое-что. Я летела домой как на крыльях, еще бы — такая новость: я буду работать в театре с самим Верноном Майлсом!
В театре я не только помогала ассистенту режиссера, но и дублировала дублерш. Какое счастливое беззаботное было время! Главное, каждый день я видела Вернона Майлса. Я всегда уходила из театра одной из последних, причем старалась выйти одновременно с ним.
Он перестал называть меня своим Верным Пажом и вместо этого окрестил Фиделией,[5] что было еще более лестно, и я позаботилась о том, чтобы избавить его от домогательств поклонниц, толпившихся у служебного входа. Такую же помощь я оказывала и другим актерам, и представьте, из-за этого нажила немало врагов. В театре бывает столько всяких закулисных дрязг, о которых сами звезды даже не подозревают!
— Не хотела бы я быть на вашем месте, — сказала я как-то Вернону Майлсу.
— Почему? — удивился он.
— Вы даже не представляете, — отвечала я, — что про вас говорят за вашей спиной! Люди льстят вам в глаза, но стоит вам отвернуться, как они поют совсем другое.
Должна же я была предостеречь его. Больно видеть, как обманывают такого доброго благородного человека.
К тому же он был немножко влюблен в меня, самую чуточку. На рождественской вечеринке он даже поцеловал меня под веточкой омелы,[6] а на следующий день был так смущен, что выскользнул из театра, не пожелав мне доброй ночи.
Целую неделю каждый вечер я ждала его в коридоре, но он все время выходил не один. Наконец в субботу, улучив момент, когда у него никого не было, я постучала. Увидев меня, он растерялся.
