Мои новые знакомые жадно прильнули к заветным сосудам.
— Эх, хорошо! — Заявил Колот спустя двадцать секунд, отставляя пустую кружку и вытирая запененные губы. — Удалось пивко, что ни говори!
— В самый раз. — Подтвердил Бровыка, облизываясь и протягивая руку за крылышком. — Да вы пейте, госпожа волшебница, не стесняйтесь. Хорошее пиво, по старинным рецептам варено, еще прадед мой такое пиво к царскому двору поставлял.
«Шмелем» именуется, на десяти целебных травах настоенное, медом липовым приправленное.
Я робко отхлебнула из кружки… Ой… только сейчас я поняла, что жижа, которую подают в столичным кабаках, недостойна даже стоять в одном погребе с этой амброзией!
Легкое, пряное, Пиво с большой буквы, оно само струилось в горло, играя всеми оттенками вкуса и запаха — от хмельной горечи до терпкой медовой отдушки.
— Hу, как? — В один голос поинтересовались братья.
— Прелесть… — Благоговейно прошептала я, с трудом отрываясь от кружки. — Прекрасное пиво. Просто изумительное. В жизни не пробовала ничего подобного.
Пивовары одобрительно переглянулись. Похоже, мне удалось произвести на них впечатление авторитетного специалиста.
— Итак, вернемся к нашим баранам, то бишь шкодникам. — Сказала я, деликатно закусывая крылышком. — Излагайте дело, уважаемые.
— А чего там излагать? — Охотно откликнулся Колот. — Сами же сказали. Шкодит пакость какая-то в цехах.
— Ох, шкодит… — Горестно покачал головой Бровыка — Котлы опрокидывает, — начал перечислять Колот, загибая пальцы, — хмель рассыпает, травы перемешивает, с кринок крышки срывает и мед подъедает…
— В сусло гадит… — Hекстати ввернул Бровыка.
Я поперхнулась, расплескав пиво. Колот услужливо похлопал меня по спине.
— Раньше не могли сказать? — Прохрипела я, с трудом отдышавшись. — И что, прямо средь бела дня… в сусло?
— Да нет, токмо по ночам. — Поспешил с ответом Колот. — Днем в цехах людно, он, значит, стесняется вредить и до сумерек выжидает…
— Так в чем проблема? — Рассмеялась я. — Оставляйте на ночь караульного!
Кметы разом замолкли, потупились.
— Дык… это… пробовали… оставлять-то…
— Hу, и? — Поторопила я.
— Уж больно тяжко для нашего брата…
— Караулить?!
— Караулить пиво, да не отведать… — Горестно признался Бровыка.
Тут уж я посмеялась от души.
— Hу, если дело только за этим… покараулю я ваши производственные площади одну ночь, так уж и быть.
— Ларька! Еще пять темного! — Радостно заорал Колот, опасно наклоняясь на стуле. Бровыка вовремя поймал его за плечо и усадил ровно. — Ох, вы у нас прямо агромадную каменюку с души сняли, госпожа ведьма, потому как нашему заводику крупный заказ королем даден, а мы с этим шкодником ну никак в сроки уложиться не можем. Вы уж изловите его или припугните как, лишь бы вредить перестал, а мы в долгу не останемся.
— Ловлю на слове. — Заметила я, допивая «Шмеля». — Hе люблю ходить в кредиторах.
— «Герольд» — Благоговейно объявил Колот, когда взамен пустых кружек перед нами поставили полные. — Темное крепкое пиво, все до капли идет за границу, поставляем его аж в три государства. В столице такого пива иначе как за валюту и не достанешь.
Мы звучно чокнулись, по деревянным бокам кружек потекла пена. Мне все больше и больше нравилась это уютное заведение, и даже настенные картинки уже не казались такими аляповатыми — наоборот, они преисполнились смысла, глубокого, загадочного и непостижимого, как само состояние алкогольного опьянения.
За «Герольдом» последовало «Пенное» и «Застольное», за ними «Целебное». После «Целебного» народу за столиком заметно прибавилось, да и братья начали обращаться ко мне почему-то во множественном числе «господа ведьмы».
— Вот эт-то пиво…, — заплетающимся языком продолжал Колот, постукивая ногтем по краю кружки, — до того для организма пользительное, всякую хворь сни — ик! — мает почище любого лекаря…
После чего долго пытался поймать кружку за ручку, но потом отчаялся и потребовал у корчмаря еще одну, как он объяснил, «посговорчивей».
Я, тем временем, вела с Бровыкой научно-теологический диспут о роли ведьм в экосистеме церкви — причем я утверждала, что всех нас надо топить, а лучше — сжигать на кострах из осиновых дров, и даже предлагала совершить акт самоликвидации, а Бровыка со слезами на глазах уговаривал взять его в ученики.
