Стояли спокойные солнечные дни бабьего лета. В такое время хочется выехать за город, забыть о делах и смотреть, как ушедшее лето сигналит прощальным светом из-за горизонта.
Однако капитану Ларину было не до лирики. Текущая работа отнимала много времени. Оперативник уже был не рад, что столкнулся с фотографией, на которой увидел похищенную картину. Однако привычка доводить любое дело до конца взяла свое.
Ларин связался с искусствоведом-маринистом Алексеем Вульфом и передал фотографию ему. Профессор попросил зайти через неделю.
В один из спокойных солнечных дней, неделю спустя после первой встречи, оперативник вновь на- правился в Военно-морской музей на встречу с Вульфом. На стрелку Васильевского острова Ларин пошел пешком. Он вышел из отделения, дошел до Невы и зашагал по набережной. Открывшийся пейзаж ласкал глаз оперативнику, настроение его было приподнятым.
Зайдя в музей Ларин прошел по главному залу и по коридору свернул в кабинет искусствоведа.
— Здравствуйте, Алексей Петрович,— сказал оперативник, войдя в помещение, где работал маринист, седой человек невысокого роста лет шестидесяти — шестидесяти пяти.
Вульф поднял глаза, оторвавшись от работы.
— Здравствуйте, Андрей Васильевич,— ответил он.— Проходите, пожалуйста.
Ларин расположился в кресле напротив профессора.
— Хотите чаю? — предложил Вульф.
— Нет, спасибо,— ответил оперативник.
Он подумал о том, что лучше выпьет пива после встречи с профессором. Мешать два разных напитка ему не хотелось.
— А я с вашего позволения выпью,— сказал Вульф.
Он встал, подошел к электрочайнику, стоявшему в углу кабинета, взял стоящий рядом стакан в подстаканнике, бросил в него пакетик чая и залил кипятком. Затем искусствовед положил в стакан кусочек сахара из стоящей рядом коробки и стал не спеша размешивать его чайной ложкой. Делал все это Вульф не спеша, движения его были по-кошачьи мягкими и аккуратными.
— Удалось что-нибудь выяснить? — спросил Ларин.
Маринист отхлебнул из стакана.
— Да, удалось.
Он поставил стакан на стол, подошел к книжной полке и снял с нее внушительных размеров том с репродукциями. Вульф открыл его на заложенной странице и положил перед Лариным. Затем он вынул из ящика стола фотографию из квартиры Михайловских.
— Вот, взгляните,— сказал Вульф.
Оперативник положил фотографию рядом с репродукцией. На цветном снимке, запечатлевшем свадьбу дочери Михайловских и на репродукции в альбоме была одна и та же картина.
— Это Айвазовский,— сказал профессор.— «Морской пейзаж в октябре». Написана в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году.
— То есть вы хотите сказать, что на этой фотографии — Айвазовский? — Ларин показал на снимок свадьбы.
Вульф вздохнул.
— Андрей Васильевич,— сказал он,— по фотографии невозможно определить, подлинник это или копия. Но сами видите, они идентичны.
Ларин задумался.
— А что известно об этой картине? — спросил он. Моринист отхлебнул из стакана.
— До войны картина находилась в квартире профессора Львова,— ответил он.— Но во время блокады Львов умер. Дом разбомбили, и картина бесследно исчезла.
— А не могло так случиться, что она сохранилась?
Вульф пожал плечами.
— В те годы могло случиться все что угодно.
— Скажите, Алексей Петрович, сколько может стоить такой Айвазовский? Если это, подлинник, конечно.
Вульф допил чай и поставил пустой стакан на стол.
— Недавно на аукционе в Сотби,— сказал он,— похожего Айвазовского продали за двести тысяч долларов.
Ларин не смог скрыть удивления.
— Ого! — воскликнул он.— Ничего себе!
Вульф улыбнулся.
— Но цена еще зависит от состояния картины.
— Что вы имеете ввиду? — спросил оперативник.
— Картину выгоднее продавать в отреставрированном виде,— начал объяснять искусствовед.— Если картина в плохом состоянии, цена ее может быть ниже в два-три раза.
