После своего подвига я, конечно, опять не на шутку застудил горло, и на этот раз мне все же удалили бесполезные гланды, но главное — в больнице меня навестила моя школьная муза вместе с Дроней. Она принесла мою любимую вкусную булочку с яблочным повидлом из школьной столовой (когда только заметила, что в буфете я всегда покупал именно эти булочки?), мясистые, с кулак кубанские помидоры с рынка. И пускай врачи еще не разрешали мне есть ничего, кроме мороженого (я его потом долго видеть не мог) и манной каши, я тогда и без булочек почувствовал себя самым счастливым человеком на свете, а горло с тех пор совсем перестало болеть. «Любовь закаляет мужчину! — так сказала мне бабушка Лёка и добавила: — В прежние времена из тебя, возможно, вышел бы неплохой кадет…»
Возможно, «в прежние времена» все так непременно и вышло бы, как говорила бабушка, но и после того заплыва на Миассе Оля оценила мой маленький подвиг: Лопаев оказался посрамлен, а мне в награду достались ее симпатия и верная дружба.
Этот урок русского языка в пятом «А» 124-й школы города Челябинска с литературно-художественным уклоном начался не так, как всегда. Вместо того чтобы проверять домашнее задание, заслуженный преподаватель и классный руководитель Ирина Ивановна Ушинская (в школьном просторечии — Иринванна) включила телевизор. На экране, подобно сказочным феям, порхали невесомые балерины.
По классу прокатились возгласы удивления и восторга. Что касалось Тиллима, то он в глубине души тоже, разумеется, радовался, что урока не будет, тем более что упражнения по русскому языку вечером сделал не особенно старательно, одним глазом косясь и телевизор, где шел захватывающий фильм про трех мушкетеров с Боярским в главной роли.
— Дети, сегодня у меня особенный день, — сказала Ирина Ивановна срывающимся от волнения голосом, вытирая выступившие слезы. — К нам в город приезжает знаменитая балерина, бесподобная Екатерина Лучезарова. До пятнадцати лет она училась в детской школе балета, а я тогда там преподавала…
Иринванна взяла со стола чертежный тубус и бережно извлекла из него длинный сверток. Им оказался эффектный плакат-афиша с изображением Лучезаровой, запечатленной фотографом-профессионалом на сцене в неподражаемой балетной позе. В нижней части афиши красивым артистическим почерком фломастером было написано: «Дорогой моему сердцу Ирине с благодарностью от ученицы Екатерины».
— …Катенька была моей самой любимой ученицей, у нее была просто уникальная, природная грамотность… В последний год мы с ней совсем сроднились, даже перешли на «ты» — редко бывает такая душевная близость между учительницей и ученицей. Она называла меня просто Ирой… Потом она прошла строгий отбор и поступила в ленинградское Вагановское училище. Она объехала с гастролями весь мир! Представляете? И вот теперь будет танцевать в «Лебедином озере» здесь, у нас… Это такой подарок к моему скромному юбилею! Я очень хотела, чтобы мы пошли на балет всем классом, но, к сожалению, билеты уже распроданы. Родительский комитет очень старался, но увы… Поэтому, ребята, мы с вами посмотрим балет дома, по телевизору. Приезд Катерины, моей Катеньки, для меня такая радость! Я надеюсь, она найдет время встретиться с вами и рассказать что-нибудь из своей творческой биографии… Завтра в городской администрации состоится пресс-конференция и прием в ее честь…
На следующий день весь класс, предводительствуемый Ириной Ивановной, которая ради такого случая, а также в честь собственного двойного юбилея — сорока лет педагогической деятельности и шестидесятипятилетия — надела парадное бархатное платье с ниткой искусственного жемчуга на груди, собрался в здании администрации у конференц-зала. Никогда еще Тиллиму не приходилось видеть классную в таком волнении. Их Иринванна — всегда само спокойствие — нервно улыбалась, на ее обычно бледном лице яркими пятнами проступил лихорадочный румянец, на лбу блестели капельки пота. Поднимаясь на цыпочки и вытягивая шею, она неотрывно смотрела в сторону двери, откуда должна была явиться звезда балета с невских берегов.
