цами", своими современниками, и когда! В середине 1979 года.
У нас смертная казнь присуждалась за многие деяния, в том
числе за "валютные операции" и хищения государственной собс
твености. До входа наших войск в Афганистан оставались счи
танные месяцы. Потихоньку реабилитировался палач Сталин.
Нет, Стругацкие не создавали "рационалистическую программу"
некой Утопии, в которой "целесообразность стала... высшим
законом" - как пишет критик, не отрицали "во имя рационально
-фантастических планов прошлого и настоящего истории". Они
выполняли традиционный долг русских писателей, "призывая ми
лость", как сказал Пушкин, восставаяпротив дурной целесооб
разности, которая их окружала. Горько и признаться, страшно
видеть, что их обвиняют в том, против чего они нас предуп
реждали.
Но вернемся к теме. Вл.Соловьев писал в "Оправдании добра":
"Насилие в нашем мире бывает трех родов: 1/ насилие ЗВЕРСКОЕ
- которое совершают убийцы, разбойники, деторастлители; 2/
насилие ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, необходимо допускаемое принудительною
организацией общества для ограждения внешних благ жизни, и 3
/ насильственное вторжение внешней общественной организациии
в духовную сферу человека с лживой целью ограждения внутрен
них благ - род насилия, который ВСЕЦЕЛО определяется злом и
ложью, а потому по справедливости должен быть назван ДЬ
ЯВОЛЬСКИМ". Философ не поддался соблазну абстрактных рассуж
дений о недопустимости любого насилия и выделил "человечес
кое, необходимо допускаемое". О мере этого насилия и писали
Стругацкие в обеих обсужденных выше повестях, и подняли
планку очень высоко - именно на утопический, недостижимый
сегодня уровень. Так они люозначили свою гражданскую позици,
свое отношение к морали нашего общества.
В.Сербиненко эту позицию вообще не затрагивает, как бы не
замечает ее - надеюсь, нет нужды обьяснять, почему такой ме
тод суженного взгляда в литературоведении не допустим. Как
бы опасаясь, что затронуть тему все-таки придется, он пол
ностью игнорирует роман "Обитаемый остров", антиутопию - то
есть вещь, входящую в обьявленную им номенклатуру произведе
ний. Игнорирует не по недостатку места: его хватило на раз
бор первой, ученической вещи Стругацких "Извне", и второй,
тоже ученической - "Страны багровых туч", и, как уже говори
лось, на разгром "Стажеров". Так вот, "Обитаемый остров"
роман-предупреждение, из той же семьи, что "Мы" Замятина и
"1984" Оруэлла. Там Стругацкие обратились к теме "дьяволь
ского насилия" над духом применительно к нашему обществу
сталинских и отчасти хрущевских и брежневских времен. Они
изобразили мир одураченных людей, в головы которых непрерв
но, круглые сутки /это не метафора/ вбиваются восхищение
властями, ненависть к инакмыслящим, ненависть к другим стра
нам. Вбиваются отвратительные - прошу прощения за повторы
"внешние общественные идеалы". Работа поставлена с дьяволь
ским размахом и изощренностью - именно по-дьявольски, друго
го слова не подберешь. Роман этот чудом проскочил в набор
а может, и не чудом, а благодаря несерьезному отношению
властей к фантастике - литература-де второго сорта, что с
них взять?
В "Обитаемом острове" снова появляется делегат от Утопии
в прошлое; в истории, но не в древнюю, как было в "Трудно
быть богом", а в наше время. Он вступает в борьбу уже не со
"зверским насилием" как Антон-Румата, а с "дьявольским наси
лием", со "злом и ложью" /Вл.Соловьев/ и уничтожает систему
оболванивания людей. Очень важная деталь: он делает это,
зная, что идет навстречу возможным опасным общественным пос
ледствиям - но идет, ВОПРЕКИ "расчетливому практицизму" и
"рационалистическому культу знания". Его ведут милосердие и
жалость, те же самые милосердие и жалость. Никак нельзя было
критику затрагивать этот роман - вынужденно бы он сам себя
опроверг.
Хотя - кто знает? Он не отказался от анализа "Улитки на
склоне", еще одной антиутопии Стругацких; обсудил ее мораль
ные аспекты - добросовестно и, надо добавить, проницательно.
Но при том опят ни слова не сказал об острейшей злободневной
вещи сохранившей силу и сейчас, 24 года спустя после написа
