Мы с Луизой были связаны одной любовной петлей. Шнур, обвивающий наши тела не имел резких изгибов и коварных витков. Наши запястья не были связаны, не было петли вокруг нашей шеи. В Италии в XVI и XV столетии любимым видом спорта было связывать двух бойцов вместе крепкой веревкой и заставлять их сражаться до смерти. Часто смерть наступала от того, что проигравший не мог отступить, а победитель редко щадил его. Победитель сохранял веревку и завязывал на ней узел. Ему достаточно было расхаживать с ней по улицам, чтобы наводить ужас на прохожих.
Я не хочу, чтобы ты видела во мне противника, я также не хочу видеть противника в тебе. Я не хочу бить тебя ради удовольствия бить, запутывая те четкие линии, которые нас связывают вместе, заставлять тебя то опускаться на колени, то с силой поднимать тебя с колен. Публичное лицо жизни в хаосе. Я хочу чтобы кольцо вокруг наших сердец было проводником, а не кошмаром. Я не хочу затягивать туже, чем ты можешь вынести. Я также не хочу оставлять свободный конец из которого можно сделать петлю, чтобы повеситься.
Я сижу в библиотеке и пишу это для Луизы, глядя на копию иллюстрированного манускрипта, где первая буква - огромная "Л". "Л", вырисованная в форме птиц и ангелов, которые скользят между штрихами, проведенными ручкой. Буква представляет собой лабиринт. Снаружи, на верхушке Л, стоит пилигрим в шапке и монашеском одеянии. В середине буквы, раздвоенная форма которой образовывает прямоугольник, находится Агнец Божий. Как пилигрим пройдет по лабиринту, лабиринту такому простому для ангелов и птиц? Очень долго я пытаюсь найти дорогу, но сверкающие змеи заводят меня в тупик. Я сдаюсь и закрываю книгу, забыв, что первым словом в ней было "Любовь".
В последующие недели мы с Луизой остаемся вместе настолько долго, насколько это возможно. Ей приходится с осторожностью относиться к Элгину, мне приходится с осторожностью относиться к ним обоим. Осторожность вымотала меня.
Однажды ночью, после того как мы поужинали лазаньей с дарами моря и выпили бутылку шампанского, мы так неистово занимались любовью, что "Для женских случаев" двигалась по полу под напором нашего вожделения. Мы начали у окна и закончили у двери. Хорошо известно, что моллюски действуют возбуждающе: Казанова ел сырые мидии перед тем, как удовлетворить женщину, но он также верил в симулирующую силу горячего шоколада.
Ловкость пальцев, язык глухонемых, символизированный на теле, на вожделеющем теле. Кто научил тебя писать кровью на моей спине? Кто научил тебя выжигать клеймо руками? Ты оставила знак на моих плечах, отметив меня своим именем. Подушечки твоих пальцев
превратились в литеры, ты впечатала свое послание в мою кожу, впечатала смысл в мое тело. Твоя азбука морзе совпадает с биением моего сердца. До того как ты появилась, у меня было крепкое сердце, мне всегда можно положиться на него, оно служило мне верой и правдой и крепло в бою.Теперь ты настроила его биение под свой собственный ритм; ты играешь на мне, палочки отскакивают от моей туго натянутой кожи.
Письмена на теле - это секретный код, видимый только при определенном освещении. Вся моя жизнь содержится здесь. В некоторых местах палимпсест сделан так сильно, что буквы можно осязать, как в азбуке для слепых. Я люблю хранить свое тело свернутым, вдали от любопытных глаз. Никогда не разворачивая его настолько, чтобы можно было прочесть весь рассказ. Откуда мне было знать, что Луиза читает руками. Она перевела меня с моего языка и создала свою собственную книгу.
Мы стараемся не шуметь из-за Элгина. Он создает видимость, что его нет, но Луиза предполагает, что он дома. Мы любим друг друга молча, в темноте, и когда моя ладонь исследует форму ее тела я спрашиваю себя - во что время превратит эту кожу, всегда такую новую для меня. Сотрутся ли мои ощущения при осязании этого тела? Почему проходит страсть? Время, которое отнимает свежесть у тебя, отнимет и мою свежесть. Мы упадем, как созревшие плоды, и покатимся вместе по траве. Милый друг, позволь мне лежать рядом с тобой и смотреть на облака, пока земля не покроет нас и мы не исчезнем.
