Главное же, еще раз повторяю, это проверка манухинского диагноза объективными исследованиями. Еще же главное и самое главное, не терять бодрости духа, опасного у тебя ничего нет и быть не может, с такими и большими болезнями люди живут десятки лет, если соблюдать правильный режим.
Что тут иногда делается, уму непостижимо. Вот случай с Цюрупой А. Д. Лечился он все лето от своего сердца в Германии и уже собрался выезжать в Москву (3 дня спустя после моего отъезда из Берл[ина]), но почувствовал себя очень худо, отчаянные боли, словом, попал на операционный стол — воспаление желчного пузыря. Оказалась в этом пузыре целая каменоломня, притом отдельные камни со сливу добрую величиной. Стенки пузыря были уже настолько тонки, что, если бы операция запоздала на день-два, спасение было бы невозможно. Операция прошла удачно, и теперь А. Д. [Цюрупа] вне опасности, но мало того: Краус объявил, что никакой болезни сердца у Цюрупы нет и что все было на почве этих камней! А сколько раз человека рентгенофотографировали!
Ничего, родной мой, милый Любан, не унывай и не падай духом, мы еще поборемся и повоюем с болезнями-то!
Я тут справлялся насчет коров. Оказывается, Цюрупа Григорий уехал куда-то в Туркестан, ни черта, по-видимому, не сделав, от Гринфельда же и дяди Миши я ничего не мог толком добиться и даже не знаю я, кому именно и сколько передано вырученных с концерта денег. Мне жалко, что ребята к зиме остаются без коровы. Пожалуйста, маманичка, напиши, кому и сколько ты передала денег на это дело. Если это не сделано, то сколько была выручка? Надо же все это как-либо урегулировать и корову купить. Пожалуйста, миленький, напиши мне об этом поскорее обстоятельно.
Да, вот еще что! Напиши, в каких именно сундуках (где стоят) мои теплые вещи и где ключи? Если они у тебя и плоские, то в хорошем конверте ты могла бы мне их прислать заказным письмом — либо во Внешторг (Ильинка, 14), либо на квартиру. Становится холодновато, и шуба и шапка мне скоро понадобятся.
В доме без тебя очень пусто. Сейчас обедаю в соседней со спальней девичьей комнате — в остальной квартире все убрано и покрыто: идет ремонт.
Ну, пока прощайте, милые мои.
Крепко тебя, маманичка, целую и обнимаю. Тоже и дочерей моих родных. Будьте благополучны и пишите мне. Ваш папаня
На письмах, адресуемых во Внешторг, пишите обязательно личное, а то секретари их вскрывают.
П. С. Лукки пишет в своем письме: "Мама не хочет лечиться, но мы настаиваем". Конечно, надо немедленно начать лечиться, я только не знаю, у Манухина ли или у кого-то другого.
Но лечиться надо начать немедленно и систематически, об этом даже и речи быть не может, чтобы запустить такие дела, раз обнаружился какой-то непорядок в легких. Это ты, родная маманичка, должна в первую голову понять и усвоить и не только не противиться, а всячески помочь тут врачам. При немедленном и серьезном лечении ты, несомненно, быстро поправишься.
Или ты тогда скорее приезжай сюда, выпишем тебе Гришу Таубмана, поселим тебя где-нибудь в санатории близ Москвы и давай лечиться здесь, и Катабранского с собой захвати. Но только надо браться за систематическое лечение, а не запускать болезни.
Письмо, посланное Лукки с Luftpost[408] с датой 12/10 получено 24/10- простое дойдет скорей.
А адрес Лукки тоже не написал. Целую вас всех.
Я себя чувствую хорошо. Загар, правда, прошел, но я бодр, не утомляюсь, сплю по 8 часов в сутки.
