Две недели назад мы предприняли ответные действия. Одно – в районе Бейт-Шеана, другое – в горах Хеврона. Два больших отряда разделились в соответствии с заданием и пересекли в двух местах границу. Взорвали несколько домов, хозяева которых известны сотрудничеством с аль-Фатах, эвакуировав предварительно жителей, и вернулись небольшими подразделениями на нашу территорию.
Беспокойство в стране ощущается повсюду, в армии больше, чем где бы то ни было. Я не был дома несколько недель, а сегодня оставлен дежурным офицером на курсах парашютных прыжков до завтра. Завтра меня должны сменить до пятницы, но мне кажется, что отпуск не осуществится. Такого чуда, чтобы неделя прошла у парашютистов без объявления боевой готовности, почти не бывает. Несмотря на это, я верю – настанет время, когда нам не придется жить с занесенным над головой вражеским мечом.
Я даже забыл, кажется, рассказать вам об операции, которую мне сделали, чтобы удалить зуб мудрости, а может, я с тех пор вообще не писал. Случилось это сравнительно давно. У меня было нечто вроде того, что несколько лет назад у отца, и пришлось оперировать. После операции я лежал в доме Оли и Анны (поблизости от больницы) и два дня харкал кровью и ничего не ел. Пришлось даже для дополнительных исследований дважды посетить больницу, так как врачи считали, что вскоре после операции все должно прекратиться. Оли и Анна отнеслись ко мне прекрасно, очень им благодарен. Произошло заражение, и пришлось все время принимать лекарство также и от боли, которая была весьма значительной (до такой степени, что я ни минуты не мог спать по ночам и готов был кричать, ни минуты не мог спокойно сидеть, а лежа заливал кровью простыню). Сейчас, естественно, все в порядке, только предстоит на днях вырвать левый нижний зуб мудрости и навсегда избавиться от этой гадости. Зуб не болит и не вызывает воспаления, так что надо его просто вырвать, и все.
Срок вашего приезда приближается, осталось только полтора месяца. Оттого, что последнее время мы друг другу не писали, срок этот кажется долгим. Каждое письмо меня к вам приближает, и наоборот – не получая писем, я не нахожу времени думать о доме. Не раз случалось, что за день тренировок я не успевал даже засучить рукава, так мне некогда. Написать хотя бы два слова -это много. Просто нет времени, и все. В те редкие субботы, когда я приходил домой, я был таким усталым, что тут же падал на постель и засыпал до завтра. А назавтра надо возвращаться. Но мне жаль, что и вы не находите времени написать несколько слов. Ведь не может быть, чтобы не нашлось у вас десяти минут – сообщить, что происходит дома. Или, может быть, вы ждете письма от меня, чтобы на него ответить? Как глупо! Так мы вовсе прекратим переписку.
Обычно, пытаясь рассказать вам о происходящем в Иерусалиме, я немею. Я понятия не имею о том, что творится вне армии. Надеюсь, что по крайней мере теперь, во время курса, наступит передышка в тренировках и снова пробудится интерес к окружающему. Когда я был солдатом, то даже вернувшись после полуночи с учений, я успевал прочесть несколько строк хорошей книги, а сейчас мне недоступно и это. Так много надо сделать – все подготовить, спланировать и позаботиться об исполнении тысячи вещей, и на это уходит каждая минута. Тот факт, что я исписал уже пять страниц, говорит об изменении ситуации. Благословенный отдых!
О чем еще рассказать? О небольших, не в рамках учений, происшествиях в армии? О минутах разрядки после напряжения? Расскажу в связи с этим о случае пьянства.
Среди парашютистов у нас есть парни, лучше которых не сыщешь нигде. Эти люди работают с утра и до утра без устали и, как правило, без минуты разрядки. Вернулись однажды, командир одного взвода и я, после полуночи из топографической разведки местности и обнаружили, что офицер, который собирался освободиться, уже упаковал вещи, а рядом – несколько приготовленных им по случаю события бутылок коньяка. Праздника не получилось по простой причине: весь командный состав уснул. Понятно, что мы всех разбудили и в час ночи начали есть и пить. Все мы так устали, что я не удивился, заметив, что пьянеют они от нескольких глотков. Постепенно они стряхнули с себя усталость и превратились в дикую орду: швыряли друг в друга касками, оружием, обувью, разрушили перегородку, разбили лампы и только чудом не пе ребили друг друга. Невозможно было их остановить. Я взял два одеяла и пошел спать наружу. Это не было обычной пьянкой. То, что произошло, было явлением иного рода, в парнях этих скопилось такое напряжение, на них давит такой груз, что когда внезапно пришел покой, что-то в них взорвалось, что было слишком долго сдавлено. Не было ни одного из этих офицеров, сержантов и младших командиров, кто не потерял бы над собой контроль. Может, именно так люди превращаются в зверей, убивают, калечат друг друга, разрушают – сквозь туман и потерю чувств, утратив подобие владеющего собой мыслящего существа, хозяина самому се* бс, и превращаются в сброд. Думаю, что я неспособен дойти до состояния, когда перестану собой полностью владеть. Поэтому я не потерял сознания и не вел себя, как они. А устал я еще больше, чем они – это точно.
