И в этом году я в праздники не дома. Опять мы лежим в засаде на границах в час, когда весь Израиль радуется и веселится по домам.
Удивительно, как далек человек в гражданской жизни от солдата. В городе – праздник. В освещенных комнатах раздается музыка, люди не спят до утра. Я тоже не спал до утра – только при этом лежал на земле холодной и темной ночью – вокруг ни единого луча света – и прислушивался к каждому шороху и каждому подозрительному движению. Когда ты неподвижно лежишь, час за часом, в облаке комаров и смотришь на огни города, куда не ступала твоя нога даже во время отпуска – вражеского города, от которого тебя отделяет только мокрое от росы поле клевера, – глаза твои закрываются, и ты борешься с желанием положить голову на ту землю, на которой часами лежит твое тело, и погрузиться в глубокий сон. За тобой, с расстояния в несколько метров, раздается монотонный гул "бустера" – водяного насоса, за чье благополучие ты в ответе. Издалека вдруг донесутся песни и смех "наших” – в каком-нибудь кибуце справляют Новый год. Ты лежишь и считаешь часы. Ты знаешь, что через восемь, семь, шесть часов сможешь встать и пойти на ближайший сборный пункт, откуда тебя заберет военная машина. В 4 или 4.30 ты уже "заночуешь", и сон тебя охватит, как только голова коснется матраца.
Праздничный отпуск ты проведешь в полном отдыхе – в сне, чтении, писании писем. Ведь это, наконец, праздник, а с праздником приходит отдых. Эту ночь снова проведешь в засаде, и последующие – снова и снова.
Несмотря ни на что, есть во всем происходящем большое очарование. Я лежал в дозоре не раз и буду лежать еще. Я только хотел передать вам часть своих впечатлений в канун Нового года.
Любимый мой Идо! 5. 10. 65
Мне кажется, будто тринадцать лет тебе исполнилось давным-давно. Когда два месяца назад я увидел, как ты спускаешься с борта самолета, я не поверил своим глазам. Для иных младшие братья – помеха, но моя главная
гордость в том, что награжден я двумя такими чудесными братьями.
Не знаю, почувствовал ли ты, как грустно мне было, что я мало тебя видел летом. Мне казалось, что часто ты держишься в стороне, не желая быть мне в тягость. Это совершенно неверно. Ты ведь знаешь – если бы я этого опасался, то не звал бы тебя с собой. Жаль, что мы были ¦месте слишком мало. Мне посчастливилось иметь такого мликолепного брата, а в обществе его я обречен находиться совсем редко.
Через год или, может, более того, мы увидимся снова; ты будешь учиться в гимназии (по правде говоря, мне и сейчас трудно представить тебя учеником восьмого класса), а я все еще, как говорится, буду "обливаться потом" где-то в армии. Какой будет наша следующая встреча?
Мне всегда трудно выражать свои чувства. И когда я пишу в начале письма: "Любимый Идо", я хочу, чтобы ты знал, что слова эти идут из глубины сердца. Нет у меня ничего дороже моих двух братьев. Ведь благодаря им я считаю, что мне так посчастливилось в жизни, так повезло.
Что пожелать тебе ко дню бар-мицвы? Ты идешь по правильному пути, а тот, кто так идет и смотрит вперед – обязательно достигнет цели. Видишь ли – я так полагаюсь на твой здравый смысл и понятливость, что, кажется, мне остается только пожелать, чтобы ты продолжал так же, как и до сих пор.
Твой любящий брат Йони.
Шалом вам, дорогие и любимые! 18. 10. 65
Получили в прошлое воскресенье отпуск на целых девять дней. Сейчас вторник, сегодня вечером я возвращаюсь на базу. Отпуск я решил использовать для прогулок по стране, так и сделал.
Уже в воскресенье отправились мы вместе с Тути (между прочим, мы с ней больше не "пара") на экскурсию по Верхней Галилее. Поднялись на высокий горный хребет, известный под именем Галилейской горы, откуда было ясно видно половину страны, от гигантского Хер-
мона на севере и до южной точки Кинерета. Одним из самых красивых мест во время экскурсии была пещера Альмы, названная по имени расположенного поблизости мошава. Пещера эта огромная, полная сталактитов самых разных цветов и оттенков. В конце ее – отверстие, начало гигантского подземного лабиринта, который тянется на сотни метров и до конца которого еще никто не добирался. Я спустился туда на длину привязанной к порогу веревки, и, как видно, и в самом деле нет конца этой великолепной пещере. Побывали мы в долине Дишона, полной зайцев; поднимались на гору Мерон (Джармак) и ночевали на берегу Кинерета. Домой вернулись в среду днем.
