Мне так много есть что рассказать вам, но приходится кончать. Уже очень поздно, а я, перед тем, как двинусь, хочу поспать хотя бы четыре часа. Надо еще постелить постель. Бари тем временем готовит кофе.
Тути! 5. 12. 64
Еще неделя прошла, и опять нам, как видно, не удастся встретиться. Ты, наверное, знаешь, что в субботу объявлено состояние боевой готовности. Ладно, кто-то должен этим заниматься, а мы на прошлой неделе все-таки были дома. И на будущей тоже будем (следует добавить "как видно"). Но нам с тобой это не очень поможет. "Покоя" нет и не будет. Во всяком случае, не в нашей роте. По окончании курса нам предстоят ночные тренировки. Кино для нас за пределами досягаемости, как и почти все прочее. А время от времени на нас сваливается серьезное испытание, чтобы немного остудить наш пыл.
Очень хочу тебя видеть. Скучаю, Йони.
61 7. 12.64
Любимые мама, папа, Биби и Идо!
Пользуюсь краткой передышкой в учениях для письма. Итак, уже больше недели мы на курсах и живем великолепно. Вышли "из рабства к спасению”. Условия исключительные, учения интересные, едим прекрасно и хорошо спим. Что еще надо?
Так как мы в настоящий момент находимся в так наз. парашютно-десантной школе, то и условия здесь, как в школе (если вообще можно делать подобные сравнения). Между учениями – перемены по несколько минут. Сами учения не занимают слишком много часов в день, а ночью, в 10. 30, выключается свет. Это не значит, что по ночам нас не поднимают по тревоге или что нет у нас дополнительных, после курса, учений – в основном, чтобы освоить на практике теоретический материал. Приходится быть наготове, не дремать, а это трудно. Теперь, когда, до известной степени, нам дана передышка, проявляется каждую минуту накопившаяся усталость, изнеможение проникает во все члены, закрываются глаза.
Надо закругляться, перемена кончилась.
14. 12. 64
Любимые и дорогие мама, папа, Биби и Идо!
Приближается конец курса. Жизнь здесь великолепная. Сейчас за окном бушует буря, а мы сидим в теплом помещении, защищенные от ее гнева.
Получили вчера отпуск до 12-ти часов ночи и поехали в Иерусалим. Как обычно, спал. Вошло в привычку – прийти домой и спать, даже если не устал. Копим сон про запас. Если не для восполнения прошлой нехватки, то на будущее, чтобы потом выдержать больше без сна. Я обратил внимание на то, что, говоря о Иерусалиме, я выражаюсь: "прийти домой". Хорошо, что я привык мыслить такими категориями. Правда, я называл своим домом также и комнату на улице Шамая, и всякое место, где несколько раз проспал. Но, конечно, "с настоящим домом ничто не сравнится" – до чего верно сказано.
Если получим увольнительную, то я рассчитываю, что
бы вспомнить вкус ученья, снова позаниматься физикой. Один вид школьных тетрадей (Бари или его сестры) вызвал желание их полистать. Между прочим, я взял у Бари несколько книг на арабском. Открыл их и – о чудо! – я очень многое помню. Переводить легко с арабского на иврит, но не наоборот, и это вполне понятно.
Сейчас объявили, что до особого распоряжения учения отложены. Во время дождя здесь учений нет. Кто-то раздобыл аккордеон, и несколько солдат играют и валяют дурака. Весело.
24. 12. 64
Любимые мама, папа, Биби и Идо!
В настоящий момент я дежурный по базе. Полночь, и, на мое счастье, все, что от меня требуется – это сидеть в воротах лагеря и переписывать приезжающие и отъезжающие машины. Движения в такое время почти нет, и я могу заниматься чем хочу.
Через несколько дней кончается курс. Позади – три прыжка с парашютом – два налегке и один – в боевом снаряжении и с оружием. В воскресенье проделаем первый наш прыжок ночью. Жаль, что это всего лишь аэрограмма, и не хватит места описать прыжки. В сущности, описать их довольно трудно.
Быстро закончили наземные тренировки (или так нам показалось), и сразу же после этого нас выстроили в ряд на взлетной дорожке. Закрепляем парашюты, получаем последние указания от инструкторов по прыжкам и шагаем ко входу в самолет. Нас в самолете тридцать шесть человек. Восемнадцать прыгают через правый люк и восемнадцать – через левый. Я должен прыгнуть первым из левой группы первого самолета. За нами закрываются двери, и самолет медленно трогается. Шум мотора переходит в рев и из рева – в вой. Скорость увеличивается, мы "помогаем" самолету подняться криками "Эй, гоп!" Начинаем петь, вдруг открываются люки и тут же дается
