Берегитесь душевного довольства, господа, когда все протекает так безбрежно и хорошо. В определенный небесами срок Потап Еремеевич познакомился с очаровательной женщиной. Не в командировке какой-нибудь, в чужом каком-то городе, а в своем и нарушил всего лишь раз правило своего похотливого счастья. Сначала он пригласил ее в кинематограф, затем – в ресторан, и вот они уже около ее дома с колоннами и львами, похожими на цепных псов. Она пылает от желания, Потап Еремеевич умоляет о следующей встрече, планируя как всегда ее избежать.
На следующий день, получив новую должность, трепеща от волнения, он входит в кабинет начальника тайной канцелярии, для нижайшего приветствия и видит ее – вчерашнюю очаровательную Нину Ермолаевну, в строгом костюме, на высоких каблуках с очень звонкими набойками: цок, цок, цок, клац! «Знакомьтесь, – басит граф Фаддей Венедиктович Шопотов, новый начальник, теперешний царь и бог нашего героя, – дочь моя. Прошу любить и жаловать!» Для Потапа Еремеевича – это конец свободного полёта над многоцветьем ромашковых полей родины, для нее – «судьба», из рук которой повесе уже никогда не выскользнуть, – поигрался, так сказать, и будет.
Стоял душистый май, цвела сирень, и гортанные грозы тревожили сердце, и отдаленный, перекатистый гром отдавался щекотливым волнением внизу живота Потапа Еремееича, напоминая о былом счастье и свободе. В самом дальнем уголке его души попрежнему теплились застенчивые радости. К его везению случилось так, что Нина Ермолаевна не лишена была творческих начал, и поощряла усмирённого супруга к занятиям изящной словесностью. Он же предпочитал жанр эпистолярный.
Драгоценная София, когда я встретил вас….
Ян шёл по осени, чуть подпрыгивая от радости. Он был тепло одет, а воздух был свежим, горели фонари, и моросил, приятно щекоча лицо, мелкий дождик. На углу улицы кого-то сосредоточенно, от души били. Был слышен хруст костей, глухие удары по чьему-то обмякшему, едва стонущему телу. Стало холодно, колючий дождь неприятно прокалывал кожу, фонари зловеще тлели, обрисовывая крупные чёрные силуэты, совершающие тупые и однообразные движения ногами. Ян повернул налево и, стараясь слиться с теменью, ссутулившись, пошёл в сторону дома. Разбудил телефонный звонок. Савва рассказал, что вчера был забит до смерти их учитель музыки, всеобщий любимец, чудаковатый старичок. Когда он слушал Моцарта, в нем просыпалось что-то мальчишеское и безудержное, он похохатывал, подмигивал, гримасничал. Он становился кем-то другим. Мы не понимали, что он слышит, но понимали, что мы не понимаем, а он слышит. Нам казалось, что он переводил нам Моцарта. А вчера его убили.
Ян шёл по осени, чуть подпрыгивая от радости. Он был тепло одет, а воздух был свежим, горели фонари, и моросил, приятно щекоча лицо, мелкий дождик. На углу улицы кого-то сосредоточенно, от души били. Был слышен хруст костей, глухие удары по чьему-то обмякшему, едва стонущему телу. Стало холодно, колючий дождь неприятно прокалывал кожу, фонари зловеще тлели, обрисовывая крупные чёрные силуэты, совершающие тупые и однообразные движения ногами. Ян выскочил на проезжую часть и, размахивая руками, побежал на огни автомобиля. Взвизгнув, авто остановилось. Ян звал на помощь, жестами указывая пассажирам туда, где били. Тело едва дышало. Его отвезли в больницу. Через неделю Яну позвонил Савва и рассказал, что запойный мужик с их улицы, которого неделю назад чуть не убили, зарезал своих детишек и жену. Савва ругался на тех людей, которые не добили этого маньяка.
Ян шёл по осени, чуть подпрыгивая от радости. Он был тепло одет, а воздух был свежим, горели фонари, и моросил, приятно щекоча лицо, мелкий дождик. На углу улицы кого-то сосредоточенно, от души, били. Был слышен хруст костей, глухие удары по чьему-то обмякшему, едва стонущему телу. Стало холодно, колючий дождь неприятно прокалывал кожу, фонари зловеще тлели, обрисовывая крупные чёрные силуэты, совершающие тупые и однообразные движения ногами. Ян замедлил шаг, подошёл чуть ближе, встал за деревом и, стараясь не дышать громко, пытался разглядеть, что происходит и подумать, что предпринять. Один из силуэтов замер, оглянулся и пошёл прямо на Яна. Яна долго и жестоко били, пока он не испустил дух. Савва позвонил Яну, но ему никто не ответил.
