Письма к Василию Розанову - страница 10

В. Розанов

К. Леонтьев 1863 г.

(Христос Воскресе!)

Читаю ваши статьи постоянно. Чрезвычайно ценю ваши смелые и оригинальные укоры Гоголю[1]; это великое начинание. Он был очень вреден, хотя и непреднамеренно.

Но усердно молю Бога, чтобы вы поскорее переросли Достоевского с его «гармониями»[2], которых никогда не будет, да и не нужно.

Его монашество — сочиненное. И учение от. Зосимы[3] — ложное; и весь стиль его бесед[4] фальшивый.

Помоги вам Господь милосердый поскорее вникнуть в дух реально-существующего монашества и проникнуться им.

Христианство личное есть, прежде всего, трансцендентный (не земной, загробный) эгоизм.[5] Альтруизм[6] же сам собою «приложится». «Страх Божий» (за себя, за свою вечность) есть начало премудрости религиозной.

К. Леонтьев

Письмо ваше, Василий Васильевич (как и сами вы, вероятно, могли предвидеть), доставило мне величайшее утешение! Вчера я думал ответить вам сначала тольно два слова и приложить, кстати, ту статью об вас г-на Южного (из «Гражд.»), которую вы видите. Так как я слышал, что «Гражд». имеет ход почти исключительно в одном Петербурге, то я думал, что до вас эта дельная заметка Южного не дойдет. Более подробный ответ на ваше дружественное письмо я откладывал не по нежеланию, конечно, писать вам, но по случайным и неотложным заботам, которые мне угрожали и которые вчера к вечеру разрешились, к счастью, неожиданно и хорошо. Теперь мое время и мой ум свободны, и я могу ответить вам, хоть и не так подробно, как бы желал, но все-таки и не двумя словами…

Не знаю, с чего начать! Вы до того ясно меня (т. е. мои книги) понимаете, что я даже дивлюсь; вы удовлетворяете меня, как никто, пожалуй, из писавших мне письма или статьи и заметки обо мне. Разве только тот Фудель которому посвящена моя брошюра о Национальных объединениях. Он священник православный, немецкой крови, и тоже переживший Достоевского, вступил 3 года тому назад со мной в переписку; потом приехал в Оптину, обратился, по моему совету, к от. Амвросию и стал просто православным в деле личной веры, без ложных надежд на «гармонии» и приверженцем моих взглядов в политике.[7] Дай Бог, чтобы и с вами то-же случилось! Вы не пишете мне, какую именно должность вы занимаете при гимназии (думаю, что преподавателя, русской литературы»), — но во всяком случае какая бы ни была должность, по мин. народ. просвещ. у всех есть каникулы и, вероятно, вы свободны от 1–2 июня до 1–2 августа. Отчего бы и вам не приехать сюда в июне или июле? Я не знаю еще человека (а тем более из молодых, нового стиля), который не вынес бы от свидания с отц. Амвросием таких особого рода впечатлений, которые усиливают личную веру и располагают к заботе о личном спасении («трансценд. эгоизм», которым я вам так неожиданно угодил). И мне было бы в высшей степени приятно познакомиться с вами не на одной лишь бумаге. Книгу мою От. Климент (а кстати, и исправленную брошюру Анализ и Национальные объединения), я, как и означено в надписи на обложке, послал вам по совету Ю. Н. Говорухи-Отрока, от которого я получил великим постом письмо. В нем он говорил не между прочим, а главным образом о том, что вы очень довольны моими сочинениями, и советовал мне послать вам и Климента, которого вы не знаете. Я так и сделал. Не понимаю только, что за недоразумение вышло между нами тремя?! Он пишет, что дал вам мои книги (я понял так, что это 2 тома «Вост., Росс, и слав.», ибо я дал ему и NN по 20 экз., с просьбой раздавать даром, — для пропаганды хорошим людям); а вы пишете, что «насилу розыскали мои 2 тома в моек, книжных магазинах»…

Как это странно! И почему же он вам-то не дал, если так, когда у него 20 экз.!![8]

Вы пишете, что не знали вовсе моего имени и моих сочинений до тех пор, пока не прочли в «Р.В.» Анализ, стиль и веяние… И немножко утешаете как будто меня тем, что вы «не очень сведущи». Благодарю за доброе намерение; но поверьте, не нужно быть «малосведущим», чтобы не знать меня. Не вы первый «открываете» меня, как Америку, несмотря на то, что я публицистикой стал заниматься серьезно с 73-го тощ («Панславизм и греки»); романы из новогреческой и отчасти турецкой жизни стал печатать у Каткова с 68 года (повесть Хризо) и почти все эти повести и романы были изданы отдельно в 76-м, кажется, году и, наконец, «Вост., Росс. и слав.» было издано в 85 и 86 году. (Я не говорю уже о плохих повестях и романах из русской жизни, которых я напечатал несколько в 61, 63 и 66 году.) Почему это так? Не знаю… Многие из сочувствующих мне пытались объяснять это и тем, и другим, но, по моему, это объясняется, с одной стороны, очень просто: мало обо мне писали другие, мало порицали и мало хвалили; мало нападали и мало выражали сочувствие; т. е. было вообще мало серьезных критических отношений…