Что же мы в таком случае делаем? От ответа на этот вопрос зависит почти все.
Господь нас знает в совершенстве, а значит, всех одинаково. Нравится нам это или нет — такова наша судьба. Меняться может не само знание, а его свойство. В одной философской школе говорят, что «свобода — это осознанная необходимость». Не важно, правы ли они, я беру эту мысль только для аналогии. Просто быть познанными Богом — значит относиться к категории вещей. Мы такие же объекты божественного знания, как червяки, капуста и туманности. Но когда мы реально осознаем это и всей волей стремимся быть познанными, то рассматриваем себя по отношению к Богу уже не как вещь, а как личность. Мы раскрылись, Богу ничто не мешает нас видеть, перемена происходит в нас самих. Пассивность сменяется активностью. Вместо того чтобы просто быть познанными, мы сами открываем себя.
У нас нет гарантий. Такие личные отношения с Богом могут оказаться самообманом и самонадеянностью. Но нас учат, что сам Бог к этому побуждает, ибо мы Святым Духом взываем: «Отче!» Раскрываясь, исповедуясь, «открывая желания», мы, возвышаясь, становимся для Него личностью. Л Он, нисходя, становится Личностью для нас.
Хотя лучше не говорить «становится»: в Нем нет становления. Он открывает Себя как Личность или открывает в Себе то, что Личность. Ибо (страшно вымолвить! Пиши я книгу, мне бы не обойтись без массы оговорок и перестраховок) Бог — для человека отчасти такой, какой человек для Бога. Дверь, открывающаяся в Боге, — та самая, в которую Он стучится. (По крайней мере, я так думаю.) Он больше, чем личность. Личность в Нем встречает тех, кто может радостно ее принять или хотя бы лицезреть. Он говорит «Я», когда мы говорим Ему «Ты». (Как хорошо об этом написано у Бубера!) [14].
Конечно, слово «встречает» — антропоморфизм: получается, что я и Бог можем находиться лицом к лицу на равных. На самом деле Он и надо мной, и во мне, и подо мной, и повсюду вокруг меня. Значит, без метафизических и богословских абстракций не обойтись. Но нечего думать, что если антропоморфные образы — уступка нашей слабости, то уж абстракции — чистая правда. И то и другое уступки: они друг друга дополняют, а по одиночке могут увести в сторону. Абстракция окажется роковой, если только не быть осторожным: «И это, и это, и это — не Ты». Она может сделать безжизненной Жизнь жизней и безличной Любовь Любви. Безыскусственные образы в основном вредны, пока мешают уверовать. Верующим не вредят даже самые примитивные образы. Чья душа погибла из — за веры в то, что у Бога — Отца и впрямь есть борода?
Для людей религиозных, мне кажется, проблема в другом. Второй твой вопрос, если помнишь, такой: насколько важными должны быть желания и нужды, чтобы прилично было приносить их Богу? Как я понимаю, «прилично» значит «не стыдно» или «не глупо», а то и все вместе.
Немного поразмыслив, я решил, что на самом деле вопроса здесь целых два.
1) Насколько важной должна быть цель, чтобы сильное стремление к ней не было грехом или глупостью? Речь идет, как писали в старых книгах, о «расположении духа».
2) Допустим, наша проблема как раз такая. Всегда ли прилично о ней молиться Богу?
Теоретический ответ на первый вопрос нам всем известен. Стремиться надо к тому, что св. Августин, если не ошибаюсь, назвал «упорядоченностью чувств» [15]. Сначала следует заботиться о самом важном, потом о менее важном и совсем не волноваться о том, что либо не вполне хорошо, либо не имеет отношения к добру.
Но нам хочется знать не как молиться, если ты совершенен, а как молиться, если ты такой, какой есть. Если я верно думаю о молитве как о «раскрытии», на этот вопрос мы уже ответили. Бесполезно с ложной искренностью просить Бога об а, когда все мысли поглощены стремлением к б. Мы должны приносить Ему то, что в нас есть, а не то, чему в нас следовало бы быть.
Когда говоришь с близким другом, нехорошо думать о посторонних вещах. Хотя он только человек, он быстро все поймет. Года два назад ты приехал меня навестить. У меня случилась беда, но я пытался говорить с тобой как ни в чем не бывало, а ты через пять минут все понял. Тут я признался тебе во всем, и твои слова заставили меня устыдиться собственной скрытности.
