А с книгами - дело грязное. Вот, к примеру, двадцатичетырехлетний критик одна из этих бойких пташек в роговых очках - кропает статейку о Лоуренсе, и уж такую мерзкую. Я не знаю, отчего меня это настолько задело: то, как он взялся его третировать. Ну, например: "И вот сидит этот несчастный маленький чудик, полуживой, насквозь изъеденный чахоткой, и бранит их за то, что они не рвутся за ним следом". Я написал в его газету "Тайм энд тайд" письмо настолько злое и напыщенное, что редактор даже ответил мне, поблагодарив за отзыв, но оговорившись, что напечатать это было бы дурным тоном. И вот теперь я печален, поскольку у меня не осталось копии этого письма, чтобы издать его [вместе с?] томиком моих стихотворений. Я понимаю, что нужно иметь крепкие нервы, чтобы не обращать внимания на шавок, но от резких звуков я начинаю брыкаться. А тут еще этот склизкий исусик Мидлтон Мёрри квакает в своем болоте. И та же судьба грозит моему бедному "Тропику". Простите, Вашему "Тропику". Я несколько раз усаживал себя за стол с намерением написать о нем, но всякий раз сдавался. Во-первых, я боюсь неверно его отынтерпретировать; во-вторых, знаю, какое мощное встречу сопротивление. В-третьих, никто, естественно, не опубликует сей плод моей мысли. В-четвертых, я не уверен, что действительно глубоко в нем разобрался. Я не имею в виду головное или душевное понимание. Но я должен поверить его собственным внутренним опытом. Собой. Звучит странно, впрочем, и бог бы с ним. <:>
Через месяц-другой я собираюсь купить еще один экземпляр и послать его архиепископу Лондонскому. Это самый грандиозный говнюк во всей Англии: раз в квартал я отправляю ему отсюда по маленькой такой ругательной открытке. И жить мне становится как-то немного легче, если время от времени выругаешься в его адрес. В настоящий момент этот величайший зануда вознамерился уменьшить аморальность сценических искусств и запустил процедуру рассмотрения закона об увеличении длины панталончиков, в которых репетируют хористки. Как ни заглянешь в газету, обязательно наткнешься на очередное фото нашего душки архиепископа в окружении девушек из кордебалета. Мне кажется, он один в состоянии обеспечить Вам самую широкую читательскую аудиторию среди подписчиков воскресных газет. Это они на пару с Джеймсом Дугласом заставили публику впервые заговорить о Лоуренсе. Пара перворазряднейших засранцев. Они не ведают, что творят, но пользу приносят немалую. <:>
Ну что ж, солнце сегодня все-таки встало, и мы намерены возлечь на свежем воздухе в пижамах и отдать должное завтраку. Простите мне это затянувшееся письмо. Как выясняется, новости кое-какие все-таки есть. Только не клянитесь и не чувствуйте себя обязанным отвечать и все такое. Ведь у Вас и без того дел хватает. Однако, если Вы когда-нибудь ненароком окажетесь в южной Италии или в Греции, заезжайте к нам и оставайтесь погостить. Мне бы очень хотелось увидеться с Вами и послушать обо всех тех удивительных вещах, которые люди уже успели сказать, и сделать, и подумать, и написать по поводу "Тропика". Кажется, настал-таки век чудес. И кто там болтал о закате Европы?
Искренне Ваш
Лоренс Даррелл
[Август(?) 1936 г.]
[Корфу]
Дорогой Миллер, давайте рассядемся на земле поудобней и станем рассказывать друг другу странные истории о смерти королей. Спасибо за манифест. Старый добрый Лондон. Мы, как всегда, запрягаем долго, но уж когда заберемся на козлы: Однако: куда подевались заезженные литературные клячи, которые обычно гордо выступают во главе подобных новомодных течений? Эзра, дай ответ. Нина Хамнетт, дай ответ, Ванесса Белл, ау, Вирджиния Вулф, вынь сигару изо рта и займись делом. А ну-ка, Леонардо, спроворь эссешку о сюрреализме. Хотя, с другой стороны, все не менее заезженные второразрядные литературные неудачники стоят за нас горой. <:> Впрочем, поговорим серьезно. Мой первый позыв был: да, конечно же да. Мне всегда хотелось быть с народом, ощущать себя частью сплоченного коллектива. Холодно, знаете ли, когда сидишь один-одинешенек во тьме. Ну, ладно. Теперь заглянем в манифесты. В начале анализ политической ситуации. Роль художника в обществе. Выраженный левый уклон. Ну и что же в этом дурного? Да ничего, при условии, что политику не станут путать с искусством. Я устал от политиков. Они перепутали внутреннюю борьбу с борьбой внешней. Они хотят извести твердый шанкр, приложив к нему кусочек жеваного хлеба. Политика - это искусство, которое оперирует среднестатистическими величинами. Искусство - это человек, который оперирует живыми людьми. И если люди дурны от природы, то системы, настолько защищенной от дураков, чтобы она заставила людей прекратить резать друг другу глотки, не существует. А художник рано или поздно приходит к выводу, что люди дурны от природы. Та сила, что им движет, - это тяга к самоизоляции, расстройство социального инстинкта. Vide Лоуренс, Гоген и т.д.
