Письма - страница 2

Дорогой Борис Степанович,

каждый день, садясь за фисгармонию, вспоминаю Вас. Особенно, когда играю II фугетту Генделя, которая Вам тоже нравилась. Помните, как там бас время от времени соглашается с верхними голосами при помощи такой темы:

Эта фугетта в моем репертуаре — коронный номер. В продолжение месяца я играл её по два раза в день, но зато теперь играю ее свободно. Марина не очень благосклонна к моим занятиям, а так как она почти не выходит из дома, то я занимаюсь не более одного часа в день, что чрезмерно мало. Кроме фугетты играю Палестриновскую «Stabat mater» в хоральном переложении, менуэт Джона Bloy'а (XVII в.), «О поле, поле» из Руслана, хорал es-dur Иоганновских страстей и теперь разучиваю арию c-moll из партиты Баха. Это одна из лучших вещей Баха и очень простая. Посылаю Вам верхний голос для скрипки, ибо, разучивая её только одним пальцем, я получал огромное удовольствие. У меня часто бывает Друскин. Но большая рояльная техника мешает ему хорошо играть на фисгармонии. Зато был у меня тут один молодой дирижёр, приятель Николая Андреевича, вот он действительно показал, чего можно достигнуть на фисгармонии. То меняя регистры, то особенно подавая воздух, он добивался такого разнообразия и так точно передавал оркестровое звучание, что я только диву давался. Кроме того, он играет со страниц партитуры в 22 строки так же свободно, как Вы читаете по-русски французскую книгу. Вдобавок он поёт на все голоса. Он пел секстет из Дон Жуана и так ловко перескакивал с голоса на голос, подчеркивая именно самые нужные моменты, что я воспринял секстет полностью. Как жаль, что Вы переехали в Москву. Я уверен, что этот молодой дирижёр доставил бы Вам много радости.

Напишите мне, Борис Степанович, достали ли Вы себе квартиру и играете ли на скрипке.

О себе могу только сказать, что мои материальные дела хуже, чем когда-либо. Сентябрь прожил исключительно на продажу, да и то с таким расчетом, что два дня с едой, а один голодаем, но надеюсь, что когда-нибудь будет лучше. Если Вы бываете в Детиздате и если Вам не трудно, то узнайте, почему я не получил денег из Олейниковского журнала. Олейников говорит, что выписал мне 500 рублей, но я их не получил. А еще посоветуйте мне вот что: я перевел Буша для Чижа. Чиж предложил мне издать это отдельной книжкой. А Шварц приехал из Москвы и передал мне, что Оболенская предлагает издать Буша в Москве. Думая, что в Москве больше гонорары и тиражи, я отказался от предложения Чижа. Я послал с Олейниковым письмо Оболенской, где пишу, что хотел бы издать Буша в Москве и прошу сообщить мне условия. По рассказу Олейникова Оболенская будто бы обиделась, что я спрашивал об условиях (?). Потом она посоветовалась с Введенским и как бы отказалась издавать моего Буша. Теперь же я получаю от нее такую телеграмму: «Берём Ваш перевод Буша, условия 1.000 руб. за 100 строк. Телеграфируйте согласны. Посылайте стихи. Оболенская». Если бы мне предложили эти условия в Ленинграде, я нашёл бы их приличными, но для Москвы, не знаю. Мне очень нужны деньги, но продешевить книжку не хочу. Вся книжка 200 строк. Может быть, лучше требовать от неё аккордно? И сколько? Может быть, то, что предлагает Оболенская, очень хорошо? А может быть, очень плохо? И какой тираж? Борис Степанович, Вы лучше знаете это всё. Если у Вас есть лишние пять рублей, пошлите мне телеграмму. Уж очень я отстал от издательских дел.

Остаюсь Ваш

Даниил Хармс.

Дорогой Борис Степанович,

большое спасибо за Ваш ответ. У меня было такое ощущение, что все люди, переехавшие в Москву, меняются и забывают своих ленинградских знакомых. Мне казалось, что москвичам ленинградцы представляются какими-то идеалистами, с которыми и говорить-то не о чем. Оставалась только вера в Вашу неизменность. За девять лет, что я знаю Вас, изменились все. Вы же как были, таким точно и остались, несмотря на то, что как никто из моих знакомых изменили свою внешнюю жизнь. И вдруг мне показалось, что Вы стали москвичом и не ответите на моё письмо. Это было бы столь же невероятно, как если бы я написал письмо Николаю Макаровичу, а он прислал бы мне ответ. Поэтому, получив сегодня Ваше письмо, я испытал огромную радость, что-то вроде того, что «Ура! Правда восторжествует».