— Сейчас или никогда, дружище, — прошептал он.
Бруно держал в руках блюдо с персиком под соусом сабайон. Это было все, что он успел приготовить. Когда он шел к ней, все гости почувствовали, что развлечения еще не закончились, и повернулись к Бруно. Кто-то сдавленно хихикнул. Бруно почувствовал, что краснеет.
И вот он перед ней. Ее глаза не выражали никаких переживаний, а по лицу невозможно было понять, что она чувствует — успокоение или разочарование.
— Это тебе, — начал Бруно, ставя блюдо перед Лаурой.
Лаура взглянула на островок персика в водоеме сабайона. И вдруг Бруно понял, что сказал недостаточно. Возникла долгая напряженная пауза.
— Я собирался сказать тебе, что это блюдо выражает мои чувства лучше, чем я их могу выразить сам, — беспомощно забормотал Бруно — Но это ведь не так, правда? Оно вообще ничего не выражает. Иногда еда бывает просто едой — Он посмотрел на Кима, который пожирал его глазами, полными жгучего презрения — Вот он умеет выразить свои чувства словами. А я-то всегда думал, что вполне достаточно моего молчания и моих блюд.
Лаура медленно кивнула.
— Когда я вспоминаю о блюдах, которые готовил для тебя, — продолжал Бруно, — я понимаю, что хотел с их помощью поразить тебя, ослепить, восхитить, успокоить, даже соблазнить. Но среди них не было такого, которое просто сказало бы тебе всю правду.
Лаура молчала.
— А правда состоит в том, — начал он, но запнулся, вспомнив, что на него смотрят все посетители ресторана, кто с удивлением, кто с непониманием. Молчание длилось целую вечность. Бруно чувствовал его. Оно наполнило его рот, как вязкое и густое тесто, и лишило его дара речи… — Правда состоит в том, что я люблю тебя, — тихо сказал он — Я всегда любил тебя. Я всегда буду любить тебя. И больше всего на свете я хочу любить тебя всю жизнь.
— Я завтра уезжаю, — сказала Лаура.
— Знаю, — ответил Бруно. — Но у нас есть этот вечер.
Лаура встала из-за стола, взяла с блюда кусочек персика и положила его в рот.
— В таком случае, — сказала она, — мы проведем его не здесь.
В маленьком баре на неприметной улочке, идущей от бульвара Глориозо, Дженнаро наконец закончил усовершенствование своей «Гаджи». Он приладил к ней некое устройство, собранное из деталей трактора, обнаруженных у фургона, дополнительный насос от моторного вентилятора и еще кое-какие мелочи, способные, с его точки зрения, дать положительный эффект. Наполнив кофеварку кофейными зернами, он повернул ключ зажигания и отошел в сторонку.
В первые несколько секунд ничего не происходило. Потом раздался пульсирующий лязг, двигатель заработал и начал нагнетать давление.
На противоположной стороне улицы, в квартире на последнем этаже, Бруно и Лаура не слышали пыхтения машины Дженнаро. Они наконец-то позабыли обо всем на свете, наслаждаясь друг другом.
Когда стрелка индикатора давления дошла до максимальной отметки, Дженнаро удовлетворенно вздохнул. Работает. Он добился цели всей своей жизни — получил идеальную чашку кофе. Дженнаро потянулся к клапану, через который в кофеварку подавалась вода. Но он опоздал на какую-то долю секунды.
Раздался взрыв, который был слышен на противоположном берегу Тибра, и небо над Трастевере осветилось короткой вспышкой.
— Что это? — спросил Бруно, на мгновение прервавшись. Но Лаура не ответила, и он вернулся к своему занятию.
