– Первый раз встречаю оборотня, да и ещё и у себя дома, – он покачал головой, не сводя глаз с черноволосой.
– Это нормальная реакция. Поверь, мне приходилось сталкиваться с гораздо более жарким приёмом, – она невесело усмехнулась. – Но тётя сказала, что с тобой проблем не будет.
– Тётя?!
– Ну–у, она мне не родная тётя. Просто присматривает за мной с тех пор, как я осиротела. А я изредка гощу у неё, помогаю по хозяйству и всё такое.
– Как сейчас?
– Вот–вот. Она сказала, что тебе понадобится моя помощь.
– Твоя помощь?!
– А разве я не помогла тебе? Это же я нашла вампиршу.
Флозерину пришлось признать этот факт.
– А, кроме того, я могу побыть твоим телохранителем.
– Кем, кем?! Ну, это уже слишком! Эльф, которого охраняет кошка, – он засмеялся, запрокинув голову. Но когда вновь посмотрел на свою собеседницу, смех застрял в его горле. На месте черноволосой красотки сидела здоровенная чёрная пантера! Зверь лениво обмахнулся хвостом и зевнул, демонстрируя оторопевшему эльфу пасть, полную убийственных клыков. Спустя мгновение она вернула себе истинный облик.
– Ну как, впечатляет?
– Даже больше, чем ты можешь себе представить, Милли, тьфу, Милезза.
– А мне понравилось. Зови меня Милли.
– Погоди, погоди! То есть ты можешь стать любым зверем, каким пожелаешь?
– Нет, нет. Что ты, – девушка засмеялась. – Каждый из нас может принимать лишь несколько обличий тех, с которыми он наиболее близок по духу. Богиня Луны смотрит глубоко в душу каждого Избранного, прежде чем одарить его частицей лунной магии.
Это было так необычно! Флозерин в десятитысячный раз спросил себя, что было бы, не покинь он Пеллерион. Кроме того, конечно же, что его приговорили к Единению с травой. Столько нового и необычного было в мире. Он потёр подбородок и посмотрел на довольно улыбающуюся Милли.
– Ладно, твоя взяла. У меня есть отличный диван в комнате для гостей. Там и поживёшь.
– Ура, – захлопала в ладоши девушка–кошка. – Тётя так и говорила.
– Что?!
– Ничего. Я пошутила.
– Хорошо. Тогда сиди дома, а я схожу ещё раз, посмотрю на её логово.
– Ты слишком привлекаешь внимание, эльф. Давай лучше я схожу. Меня они не узнают.
– А это идея, – мысленно он уже был в своей постели. – Давай. А по возвращении домой займёшься обедом.
– Чем?
– Ты слышала, – надо сразу показать, кто в доме хозяин. Да! После этого он гордо удалился к себе наверх, оставив Милли кипеть от негодования в одиночестве.
Стук в дверь настиг его уже наверху. Прорычав ругательство, Флозерин спустился, но за дверью никого не было, кроме кучи дурно пахнущего мусора и записки, написанной неверной рукой: «Уберайся ис нашаго горада, эльф». Зная, что за ним сейчас наблюдают авторы этого, несомненно, шедевра, Флозерин показал им непристойный знак руками и, осторожно скинув мусор с крыльца, захлопнул дверь. Но не успел он дойти до лестницы, как стук повторился. В один миг эльф оказался у двери и, резко распахнув её, схватил за плечо уличного мальчишку:
– Молись о своей шкуре, маленький паршивец, – прошипел он, одной рукой стаскивая ремень.
– К–кьер, – мелкий со страха стал заикаться, – вам з–записка.
– Где она?! – рявкнул Флозерин, не прекращая расстёгивать ремень.
Дрожащей рукой человечек протянул ему небольшой конверт, запечатанный ярко-красным сургучом. Герб печати был смутно знакомым.
– Ладно, малыш, – он потрепал мальчишку по вихрастой голове и сунул ему в ладонь монетку. – Не плачь. Я просто ошибся, вот и всё. А кто передал тебе записку?
– Благородная вон в той карете, – он указал на повозку, запряжённую четырьмя конями. Судя по украшениям, стоила она баснословных денег и принадлежала исключительно богатому аристократическому роду. Сломав печать, он развернул сложенный листок бумаги. На нём было всего два слова, написанных замысловатой эльфийской вязью: «Садись в карету».
Флозерин колебался, раздумывая, брать ли с собой хольгест или не стоит. Потом, всё-таки решив, что проку от него в карете не будет, он отправился налегке.
На передке сидел угрюмый, здоровый мужик в добротной дорогой одежде. На голове у него была широкополая шляпа, скрывающая черты лица. Когда эльф подошёл вплотную к карете, он даже не пошевелился, оставаясь безучастным к происходящему вокруг него. Пришлось Флозерину самому открывать дверцу. Внутри салона царила тьма, которую, казалось, с трудом прорезал свет дня, проникающий в раскрытую дверь. Стены и сиденья внутри кареты были обиты тёмно–красным материалом, придавая транспорту некий ореол загадочности и мистики.
