— Стойте! — заорал Харли.
Вышел старший, протянул документ:
— Рид тут проживает?
— Это я, — сознался Харли, — но не надо это сюда тащить. Тут места нет, и так все забито.
— Велено доставить, — был ответ. Остальные роились рядом, прислушиваясь.
Так продолжалось с полчаса. Образовался затор, Харли метнулся в дом, стал бешено названивать на все склады, какие нашел в справочнике. Только к половине двенадцатого Харли удалось весьма щедро их убедить, чтобы отвезли все эти прелести на обнаруженный наконец-то склад, готовый их тотчас принять. Но все равно Харли пришлось сопровождать туда фургон на своей машине и лично платить за разгрузку.
— Ну и денек, — жаловался он Крис, вернувшись домой. — К работе и не прикасался. — Они ели бутерброды, которые изготовил Корби. Корби делал дивные бутерброды, с настоящей едой, как он выражался, не то что вам всучат в этих кафе. Харли обожал такой ленч — бутербродики Корби с фруктовым соком. Крис подбавляла водки во фруктовый сок.
Хосписа не было, уборщица тоже ушла.
Корби, искусный маврикиец индийского корня, сунулся темной физиономией в дверь:
— Ну как?
— Чудесно, спасибо, — сказал Харли.
Он скрылся, и Крис сказала:
— Чем-то Корби расстроен.
— Что такое? Ведь, кажется, обкатали меню?
— Ах, меню... с этим все в порядке. Не в том дело. Хоспис. Не нравится он Корби. Он его в чем-то подозревает, а как стану расспрашивать, только трясет головой. Говорит, чтоб мы поосторожней разговаривали при Хосписе.
— Поосторожней разговаривали? Господи, да что такого мы говорим?
— Конечно, на этом Маврикии еще масса примитивности, знаешь. Это их колдовство. Ведовство.
— Может, ведовство Корби не обманывает, — сказал Харли. Не будь он так истерзан всей этой волынкой и борением с мебелью, он бы тут же призвал к себе Корби и порасспросил. — Не будем влезать в их дрязги, — сказал он.
Крис сказала:
— Я Корби пообещала, что завтра мы все обсудим. Мне же еще причесаться, и надо ведь поспать для красоты перед ужином. — Потом она сказала: — Знаешь, мне не хочется после стольких лет терять Корби. Очень возможно, что-то есть в том, что он говорит.
И Харли пошел в мастерскую — отвести душу.
До вечера Крис дважды звонили. Один раз Хелен Сьюзи сообщила, что в Лондон вдруг нагрянула дочь Брайана, Перл, теперь отсыпается. Можно Перл зайдет после ужина и с ней еще кое-кто из друзей?
— Да, конечно, — сказала Крис. — Буду очень рада.
Второй звонок был от Хильды Дамьен.
— Отнесу картину к ним в Хамстед, сегодня, сама. Да, вполне исполнимо, надеюсь, таксист поможет. Ну конечно, есть лифт. Картина такая чудная, вот бы ты посмотрела. Даже захотелось себе оставить.
— Так за чем дело стало?
— Ну, я ведь в общем суеверная. Для них покупала, им пусть и достанется. Крис, я так нервничаю из-за Маргарет после всего, что ты рассказала.
— Я не хотела тебя настраивать.
— Настраивать — при чем тут. Факты есть факты. Всегда лучше знать, да я и без тебя чувствовала, как она буквально источает враждебность. С самого начала. Прямо мороз по коже. Уильям такой дуралей, все твердит: «Учтите, эти грейпфруты чуть-чуть помятые», или что-то в таком духе, ну, фразу, которую Маргарет произнесла, когда они впервые столкнулись у «Маркса и Спенсера». Как маленький.
— А знает он что-нибудь о ее прошлом, об этих Мерчи?
— Если честно, — сказала Хильда, — по-моему, он ничего абсолютно не знает. Ничего она ему не станет рассказывать. Я просто уверена.
— Ну, Хильда, но ведь она, кажется, никакого преступления не совершала.
— Положим, она абсолютно чиста, насколько мы можем судить. Но эти злобные флюиды! Как думаешь, она что-то против меня замышляет? Я буквально комок нервов. Уильям на нее не надышится. Не хочется его восстанавливать против себя, оговаривая ее за спиной, так сказать. И эти рыжие волосы...
— На твоем месте, — сказала Крис, — я бы взяла картину себе и тут же улетела домой. Ты же умница, Хильда, ты блестящая женщина, и все это знают. Держись ты от них подальше. Я тебя такой просто не помню.
— И не ехать к этим Мерчи на выходные?
— Нет, не ехать, ни в коем случае.
— Но картину я им все-таки хочу подарить. Лучше я подарю. Может, это ее умаслит. Квартира в Хампстеде, лондонский вид Моне, что ей еще надо?
