Мужайся, я ведь крепкий страха этого
Тебе засов.
В другом месте он называет якорь держалом (ι̉οχάδα) за то, что тот держит корабль:
Держало корабля
Матросы размотали.
Оратор Демад называл Эгину "бельмом Пирея", Самос "осколком Города (Афин)", юношество "весной народа", стены "платьем города", а глашатая "общественным петухом афинян". Этот же ловец слов даже женщину, [e] имевшую задержку месячных, называл "нечистой". И как тебе, Ульпиан, только пришло в голову сказать "нажравшиеся" (κεχορτασμένοι) [cp.96f], когда отлично можно было взять глагол "насытиться" (κορεσθήναι)?"
56. Весело рассмеявшись его словам, Ульпиан ответил: "Полно тебе тявкать, дружище, и не очень-то свирепей: эти песьи дни {85} - еще не повод, чтобы набрасываться на нас с собачьей яростью. Скорее тебе надо [f] ласкаться к пирующим и вилять хвостом, иначе день нашего пира превратится в аргосский праздник "Псоубийства". А "нажраться", любезнейший, сказано в следующем стихе из "Одиссеев" Кратина [Kock.I.57]:
{85 ...эти песьи дни... — Самое жаркое время года с июля по сентябрь, когда на рассвете восходит Сириус, самая большая звезда созвездия Гончих Псов (по-латыни часто называемая canicula — «собачка»). Аргосский праздник Псоубийства нигде кроме «Пира мудрецов» не упоминается.}
День провели в наслажденьях они, обжираяся белым
Млеком.
И Менандр в "Трофонии" [Коск.III.133] говорит "обожравшийся". Аристофан же пишет в "Геритадах" [Kock.I.429]:
Монодиями пусть хоть обожрется он.
И Софокл в "Тиро":
...их всевозможными обжорствами (παγχόρτοισιν)
Мы угощали до отвала.
(100) Эвбул в "Долоне" [Kock.II. 175]:
Я так нажрался, так раздулся спереди,
Что еле в силах подвязать сандалии.
Софил в "Филархе" [Kock.II.446]:
Здесь знатное застолье ожидается,
Уже я вижу, что нажрусь я досыта,
Уже как в масле сыр катаюсь.
Амфид в "Небесах" [Kock.II.244]:
Нажрусь я до отвала нынче вечером.
Вот что, Кинульк, могу сказать тебе сейчас; "завтра же иль [b] послезавтра", - так Гесиод называет третий день ["Труды и дни". 410], - угощу тебя до отвала плетьми, если ты не разъяснишь мне,.к чему подходит слово "чревобесие" (κοιλιοδαίμων)". И когда тот замялся с ответом, Ульпиан сказал: "Прекрасно, тогда я сам скажу тебе: Эвполид называет так льстецов в своей одноименной комедии [Kock.I.306; ср.97с]. Цитату же ты услышишь не раньше, чем отведаешь моих плетей".
[О свиной матке]
57. Развеселив всех своим остроумием, Ульпиан продолжил: "Мало того, я представлю вам и речь о свиной матке . Алексид в пьесе, [c] озаглавленной "Понтиец", следующим образом высмеивает оратора Каллимедонта, занимавшегося государственными делами во времена Демосфена [Kock.II.368]:
Мы жизнь отдать готовы за отечество,
Каллимедонт-Лангуст же за вареную,
Наверно, матку на тот свет отправится.
Этот Каллимедонт был ведь знаменит и своим гурманством. А вот как упоминает матку Антифан в "Маменькином сынке" {86} [Kock.II. 108]:
{86 ...Антифан в «Маменькином сынке»... — В этом отрывке четыре раза упоминаются слова с корнем μητρ — («матка»). Само название комедии тоже включено в шутку и может быть в контексте переведено как «Матколюб». Свиная матка действительно была одним из важнейших деликатесов как в Греции, так и в Риме, причем в Греции особым деликатесом считались матки свиней после выкидыша, о которых речь пойдет ниже, а в Риме — матки родивших первый раз, а еще лучше вообще нерожавших свиней (т. е. свиньи в возрасте до года). Три из пяти рецептов матки в римской кулинарной книге Апиция требуют силь-фия, два — сильфия вместе с уксусом. Свиную матку именно с уксусом и сильфием в дальнейшем упоминают описатель пиров Линкей и гастрономический поэт Архестрат.}
[d] Росток у древа в чреве распускается,
Зовется град не "отце-", - метрополией,
На рынке матки продают сладчайшие,
И друг хиосец Метр народу нашему.
Эвфрон в "Преданной" [Коск.III.322]:
Такую матку мой наставник выделал -
Каллимедонт, жуя, скакал от радости:
С того и прозван был Каллимедонт-Лангуст.
Диоксипп во "Враге содержателей притонов" [Kock.III.358]:
[e] А блюд каких он требует изысканных:
Сычуга, маток, потрохов!
