— Нет, это не укладывается ни в какие рамки! — сказала Изольда Романовна. — Смирнова, подойди ко мне! Встань рядом! Та-ак… А теперь прочитай, что здесь написано!
Я вышла к доске. Изольда Романовна протянула мне тетрадь.
— Площадь! — бодро отрапортовала я, глядя на свои каракули.
— А это?
— А это… столб. Кажется…
— Вот то-то же, кажется! А мне кажется, что это — кровать.
— А может, это магазин? — подал свой голос Стрельцов-Удальцов.
— Помолчи, Стрельцов! В общем, Смирнова, у тебя не почерк даже, а…
— Ужас, летящий в ночи! — подхватил Стрельцов-Удальцов.
— Садись, Смирнова!
Я двинулась к своей парте и не сразу увидела подножку Стрельцова-Удальцова, а когда увидела, было уже поздно: сохранить равновесие мне не удалось. Я не просто упала, а грохнулась на пол под хохот всего класса. Со стороны, возможно, это было очень смешно, только вот мне было не до смеха.
— Смотреть надо под ноги, Смирнова! — веселился Стрельцов-Удальцов. — Раззява!
— Ну, Зинка, ты как всегда! — пропищала Сыромятникова.
— В своём репертуаре! — поддержала её Жеребцова.
— Послушай, а без подножек нельзя? — возмутился Дондоков.
— Ой, да и без подножки было бы то же самое! — ответил Стрельцов-Удальцов.
Что правда, то правда. Я и на ровном месте могу растянуться. И всё-таки слова Стрельцова-Удальцова разозлили меня. Достал уже со своими подножками и приколами. Вскочив, я схватила с чьей-то парты учебник и изо всех сил треснула его по голове.
— Успокойся, Смирнова! — приказала Изольда Романовна. — Никто не виноват в том, что пишешь ты как курица лапой. Да сядь, что стоишь как…
— Телевышка! — выкрикнул Стрельцов-Удальцов.
— Всё! — совсем уже рассердилась Изольда Романовна. — Посмеялись и хватит.
Под стихающий хохот одноклассников я плюхнулась на стул.
— Увы, почерк исправить практически невозможно, — продолжала учительница. — Тут уж ничего не поделаешь. А вот почерк Иры Ильиной — это чудо!
И она ласково улыбнулась Ирке.
«Чудо, — подумала я, садясь за парту, — просто Ирка родилась с таким почерком — вот тебе и чудо!»
Расстраиваться из-за того, что Изольда Романовна назвала мой почерк каракулями, я не стала. Ещё чего не хватало! А вот дурацкая реплика Стрельцова-Удальцова про «ужас, летящий в ночи» вывела меня из себя. Так же как и то, что в пример опять поставили Ирку Ильину! Везде эта Ирка! Не много ли для одного человека: и красавица, и умница, и почерк у неё самый-самый…
— Итак, последнее сочинение показало, что все вы неплохо разбираетесь в теме, — продолжала Изольда Романовна. — Меня порадовали работы Сыромятниковой и, разумеется, Иры Ильиной. Работа Смирновой тоже была бы неплохой, если бы не одно «но», о котором я уже говорила…
Я написала на листке «Ужас, летящий в ночи» и… о ужас-ужас! Получилось «Улитка, сидящая в гнезде». Выходит у меня в самом деле безобразный почерк! А я ведь и не задумывалась об этом. Почерк да и почерк. А оказывается, это «ужас, летящий в ночи».
Что же делать? Изольда Романовна только что сказала, что почерк исправить практически невозможно. А вот родители говорят: человек может добиться всего, чего захочет. Кому верить?
— Тема сегодняшнего урока… — продолжала Изольда Романовна, но я её уже не слушала. Мой мозг был занят другим. Нужно было решить — оставить свой почерк каким есть, или же научиться писать так же, как Ирка, а может, ещё лучше. Назло Стрельцову-Удальцову. Пусть только попробует тогда сказать, что мой почерк — это ужас, летящий в ночи!
— Смирнова, перестань витать в облаках! — сердилась Изольда Романовна. — Спустись на землю!