– Папа, я по тебе соскучилась. Дай я тебя обниму, – улыбаясь, сказала девушка и потянулась к отцу.
Он подошел, прижал ее голову к груди, поцеловал в макушку и прошептал:
– Рита, я чуть с ума не сошел. Если потеряю тебя – жить мне больше незачем. Я покончу с собой… Я курить опять начал…
– Чтобы бросил! – строго произнесла дочь.
– Угу… На балконе курю. Дверь приоткрою, смотрю на тебя и думаю: если умрет, вырою две могилы и скажу, чтобы рядом… Вены бы вскрыл и все…
Рита захлюпала носом.
– Ну что ты такое говоришь!
– Да-да…
– А я уезжаю, папа, – еще сильнее прижимаясь щекой к родной груди, прошептала она.
– Куда, дочка?
– В Мьянму.
– А почему не в Шанхай? Шанхай ближе.
– В Шанхае я никому не нужна.
– Ха-ха… – посмеялся отец. – Выдумщица. А в Мьянме нужна?
– Ему плохо. Я должна ему помочь.
– Высокий?
– Он высокий. Он даже выше тебя.
– Стройный?
– Да, стройный. У него красивое тело. Такой загорелый…
– Красивый?
– Очень красивый. Знаешь, как на него бабы пялятся! Космы бы повыдергивала.
– Врууунет?
– Блооондин, – возразила она.
Отец отстранился, взял ее за плечи.
– Рита, а ведь я сейчас злюсь. Какие еще блондины, малышка? Все! Добро пожаловать в реальность. Разговоры эти прекращай. А то меня слегка колотить начинает. Кстати, Вадим скоро придет. Вот удивится, представляешь? Тоже, так переживал. Подавленный ходил.
Рита спустила ноги на пол.
– А ты быстро набираешь силы, щеки порозовели, – отметил отец.
– Я пойду под душем постою.
– Давай-давай. – Сидя на кровати, с которой только что поднялась дочь, он положил голову на подушку и сладко вздохнул. – Полежи в ванной, наведи красоту, волосы заплети… Помнишь, как маме нравилось? Ты права, дочка, давай больше никогда не будем ссориться.
– Папа, а ты не помнишь, где мой загранпаспорт?
– Что?
Хуши сказал: «Хилые и глупые никогда не будут иметь власти над сильными и умными, звеня цепями, доказывал я тюремщику»
Через два часа отвергнутый Вадим, поднимаясь по лестнице, услышал с верхнего этажа крики и звон бьющейся посуды. Поднялся. Так и есть, ругались в квартире, которую он планировал посетить. От волнения сперло дыхание, закружилась голова. Рука потянулась к ручке, дверь поддалась. Не успел войти, как в полуметре от него об стену разбилось что-то белое, блестящее. Спасаясь от осколков, Вадим инстинктивно присел.
– О! – кричал Ритин папа. – Чуть Вадима не убила! Давай! Всех покалечь! Не стыдно?! Пусть! Пусть Вадим посмотрит, какая ты! Узнает твой характер, сам убежит!
– Рита, привет! – Вадим помахал рукой.
Девушка сердито зыркнула в его сторону, потом на отца, достала из серванта очередную тарелку и шваркнула об пол.
Отец скрестил руки на груди.
– И это наша тихоня! Взбалмошная, испорченная девчонка! Хоть все разнеси! Никуда не поедешь! На всех дверях замки повешу! Окна наглухо заколочу! Фигушки выйдешь!
Рита жахнула очередной тарелкой.
– Круши! Круши! Они же ничего не стоят! Не ты же за них горбатилась! Давай! Посмеши соседей!
– Где мой паспорт?!
– Паспорт тебе? Сейчас! – он полез в карман.
Рита, занеся очередную тарелку над головой, замерла в ожидании. Отец пошарил рукой в кармане:
– Ага, – вытянул фигу, показал гостю, потом дочери. – Вот ей паспорт.
Ба-бах!
– Михал Михалыч, здравствуйте, – сказал Вадим.
– Ага! Садись, Вадим, голову только в плечи втяни. А у нас, видишь, праздник. Доченька моя очнулась!
– Это хорошо. Я очень рад.
Рита, с намерением оторвать стеклянную дверцу шифоньера, потянула ее на себя, но за дверцей наклонился и подался весь шкаф и с грохотом ухнул о паркетный пол.
– Ух ты! – прокомментировал Вадим.
Папа ошалело взглянул на дочь и повернулся к гостю, ища у него поддержки.
– Ну… вот…
Рита, подбоченясь, с вызовом смотрела на родителя.
– Это уже слишком! – обратился к ней отец. – Это перебор! Вот за это я тебя накажу.
Девушка на миг улыбнулась, но тут же посерьезнела.
– Мой паспорт! – требовательно произнесла она. – Ты не имеешь права его забирать! Это нечестно! Я взрослый человек. Ты поступаешь аморально как отец и противозаконно как гражданин.
– Аморально… противозаконно… – Михал Михалыч взглянул на Вадима. – Вчера – папочка вытри сопельки. Папочка, я бабая боюсь! – пропищал он, – а сегодня – аморально, противозаконно! Слышал, да? Кто же вас таким поганым словечкам учит?
