Мне всегда нравилась эта комната с ее застоялым запахом книжной пыли, старой кожи и дедовского табака. В детстве я любила готовить уроки, устроившись с ногами в огромном потертом кресле и разложив учебники прямо на полу. Особенно уютно здесь было зимой, когда за окнами кружили хлопья мокрого снега, а от ранних сумерек в комнате стояла полутьма. На улице трещал мороз, а в кабинете было тепло и тихо, мерно тикали напольные часы в деревянном футляре, а старомодная настольная лампа, накрытая шелковой шалью с кистями вместо абажура, бросала круг желтого света на раскрытую на коленях книгу. Она очерчивала границу, отделяющую меня от остальной, тонущей в темноте, комнаты, создавала иллюзию безопасности и защищенности от тех бурь и бед, которые подстерегали меня за пределами этого магического круга. Иногда в кабинет неслышно заходила бабушка, принося с собой из кухни запах ванили и корицы и добродушно ворчала, что я занимаюсь не по-людски, а мне было так покойно и уютно!
Я привычно плюхнулась в кресло и посмотрела на деда. Показалось, что за время моего отсутствия он постарел еще больше. Лицо осунулось, а суконная куртка висела на нем, как на вешалке.
Стараясь избежать гнетущей тишины, я бодрым голосом спросила:
― А где Олег?
― В туалете, ― неодобрительно хмыкнул дед. ― Видно, от страха у него медвежья болезнь приключилась. Весь день с толчка не слазит.
― Он, что, давно здесь? ― насторожилась я.
― С утра, ― тяжело вздохнул дед. Он немного помолчал, а потом через силу продолжил: ― Наташенька, видно плохи его дела. Явился ни свет, ни заря, весь избитый, дерганный.
Дверь за моей спиной распахнулась, заскрипел рассохшийся паркет и в комнату вошел Олег. Не говоря ни слова, он прошел к дивану и тяжело опустился на него, старые пружины при этом прогнулись и натужно захрипели в знак протеста. Когда хрип затих, в комнате повисло тягостное молчание. Брат сидел сгорбившись, безвольно опустив плечи и судорожно сцепив руки перед собой. Скулу его украшал синяк впечатляющего размера и замысловатой расцветки. Он невидяще смотрел перед собой и, похоже, говорить не собирался. Сердце мое сжалось от жалости к нему, но я взяла себя в руки и деловито спросила:
― Ну, что там случилось?
Не поднимая глаз, Олег монотонно проговорил:
― Я тебе все объяснил по телефону. Мне нужны деньги. Десять тысяч долларов, причем срочно.
― Ага, ― понимающе кивнула я. ― А срочно, это когда?
― Сегодня вечером, ― упавшим голосом проговорил Олег.
― С ума сошел! ― ахнула я.
― Сошел, не сошел! Какая разница?! ― взорвался брат, моментально выходя из ступора. ― Если я не верну сегодня долг, мне завтра яйца оторвут. Эти ребята шутить не умеют. Вчера они нашли меня у Галки, отметелили и сказали, что это последнее предупреждение. Сегодня вечером нужно вернуть всю сумму.
Я ошарашенно молчала, стараясь переварить свалившуюся на меня информацию. Размер долга впечатлял. Даже меня, привыкшую к непутевой жизни брата, названная цифра потрясла. Олег и раньше попадал в подобные ситуации, но суммы были куда как скромнее, и я могла их покрывать или из наших с дедом сэкономленных денег, или продав букинистам очередной книжный раритет.
― Откуда взялась такая сумма? ― подал голос дед.
― Долг, ― неохотно ответил Олег.
― Ты задолжал десять тысяч долларов? ― изумилась я. ― Как ты умудрился?
― Менты шмон устроили, товар конфисковали, теперь надо рассчитаться за него с поставщиками.
После этих слов кое-что прояснилось. Дело в том, что некоторое время назад Олег вдруг загорелся идеей заняться торговлей лазерными дисками. И, как я его не отговаривала, как не убеждала, что у него нет коммерческих способностей, и это новое начинание кончится очередным крахом, он упрямо стоял на своем. Наши споры ни к чему не привели, он взял у меня деньги, арендовал лоток на Горбушке и стал днями пропадать на рынке. Видя такую увлеченность, я даже начала питать робкую надежду, что брат, наконец, нашел себе занятие по душе. Что он влезет в авантюру с пиратскими копиями, мне и в голову не приходило, хотя, зная характер братца, должно бы.
― Ты торговал пиратскими дисками?!
