Тогда почему?
– Почему? – громко спросил он, переходя на валенсийский диалект, чтобы их не могла понять медсестра. – Если я его отец, почему это стало мне известно случайно? Почему ты не сказала раньше? Почему бы не заставить меня признать ребенка? Почему бы не попросить поддержки?
Сорча обладала отменной выдержкой, она редко демонстрировала свои чувства, но сейчас на ее лице мелькнул гнев.
– Я пыталась увидеться с тобой. Я просила твоего отца дюжину раз, ездила в клинику, но меня не пустили. – Ее лицо окаменело. – Для твоей семьи это было тяжелое время, а ты был на грани жизни и смерти. Я хотела проявить сочувствие. Когда я услышала, что ты потерял память… – Она испытующе взглянула на него, словно до сих пор не верила этому.
Цезарь тоже не верил. Он вздрогнул и отвернулся.
– Ты был обручен с Дайегой, пусть обручение и не было официальным. – Сорча вздохнула. – Мы много говорили в тот день, и ты поделился со мной сомнениями по поводу женитьбы. Я думала, что ты решил отказаться от нее, иначе я никогда бы.
Он повернулся и увидел, как она опустила голову.
Цезарь напрягся, пытаясь вспомнить, что же он мог ей сказать. Да, у него были сомнения насчет свадьбы – с тех пор как ему исполнилось двадцать лет и его мать сочла Дайегу подходящей невестой. Но союз его родителей оказался успешным. И выбор жены для сына в их семье был обычным явлением. Нельзя достигнуть успеха, если искать любовь. Гораздо лучше партнерство с людьми, имеющими такой же склад ума и средства. Цезарь настроил себя на то, что в свое время он сделает так, как положено, – позаботится о положении своей семьи и о состоянии.
И поступит правильно по отношению к семье Дайеги.
Поэтому он проигнорировал чувство неприятия и одобрил обручение, когда мать надавила на него.
Честно говоря, когда Цезарь думал о предстоящей свадьбе, ему казалось, что он загнан в тупик. Но он не понимал, почему поделился этим с Сорчей. Обычно он скрывал столь личные переживания от кого бы то ни было, даже от нее.
– Конечно, я хотела сказать тебе первому, – с отчаянным вздохом произнесла Сорча. – Но я не могла до тебя добраться. Какая альтернатива у меня была? Сообщить твоему отцу? В самом лучшем случае он решил бы, что я забеременела намеренно. Это не так, Цезарь. Мы использовали презерватив, но неудачно. Я вижу, что ты едва мне веришь. Твой отец не поверил бы тоже.
Ее щеки порозовели от возмущения, и грусть опустила уголки красивых губ.
Каково это было – целовать ее? Так же приятно, как в его фантазиях?
Цезарь сжал кулаки, и новая волна ощущения, что его обманули, нахлынула на него.
– Я не ожидала, что ты поверишь мне, поскольку ты потерял память. Я представляла, как ты откупаешься от меня. А я не хочу твоих денег. – Их глаза встретились. Ее взгляд был уверенным и искренним. – Единственная причина, по которой я назвала твое имя здесь, заключалась в том, что был определенный риск. Если бы я не перенесла операцию, заботы об Энрике легли бы на мою мать. В этом случае, я надеялась, ты откроешь свой бумажник.
Холод охватил Цезаря, когда она сказала: «Если бы я не перенесла операцию». Он отбросил мысль о страшном исходе и спросил о другом:
– Значит, в противном случае ты бы никогда мне не сказала?
Сорча опустила глаза, прикусив губу.
– Никогда – это слишком долго. – У Энрике могли появиться вопросы. – Я собиралась подождать до поры до времени.
Цезарь был ошеломлен.
Он напомнил себе, что мальчик может оказаться не его сыном. Однако он три года доверял Сорче конфиденциальную информацию, решения, которые влияли на стоимость акций, свое мнение, которым он больше ни с кем не делился… Она никогда его не подводила. Более того, начиная с их первой встречи она была обезоруживающе честна и предана ему.
Она знала, как он относится к людям, которые лгут и вносят хаос в его тщательно налаженную жизнь.
– А я не собираюсь ждать, – прорычал Цезарь. – Я отменил свадьбу.
Сорча была потрясена. Немного придя в себя, она пожала плечами, хотя руки у нее дрожали.
– Что ж, я не просила об этом. У меня нет на тебя видов. – Она говорила достаточно уверенно, но ее ресницы задрожали, когда она бросила на него взгляд.
