Она сразу окрестила Варю «той еще сучкой». Ты подумай! Провинциалка, окончила какой-то пед, да еще филфак, по целевому распределению, на большее мозгов не хватило, сына, понятное дело, не любит, ей прописка столичная нужна. Обманом проникла в хорошую московскую семью, в сливки общества, соблазнила недотепу Венечку. А тот, видно, в отца пошел, на смазливую мордашку повелся да на стройные ножки. Людмила Эдуардовна предпочитала умалчивать о том, что покойный Леонид Коняев был женат дважды. Та, что была до нее, ну просто копия сучки Варьки! Глупая смазливая кукла. Разумеется, никчемная.
Людмила Эдуардовна не только так думала, но и говорила в открытую. Ее позиция сразу была озвучена вместе с надеждой, что этот неравный брак вскоре развалится. Бросил же Леня свою куклу и женился на женщине достойной, образцовой во всех отношениях. Умной, энергичной, предприимчивой. И даже рождение внучки Людмилу Эдуардовну не смягчило, хотя она сразу признала:
– Наша, Коняевская.
Инна и впрямь была похожа на отца. Рослая, широкоплечая, с густыми темными бровями и волосами. В школе Инну Коняеву сразу же записали в баскетбольную секцию.
– Могучая девочка, – с уважением сказал тренер.
Именно так: могучая. Варя погрустнела. Вряд ли стоит девочке гордиться таким «комплиментом». То, что ее могучая Инна удачно вышла замуж, стало для Вари сюрпризом. Видать, европейцы оценивали женщин по каким-то там своим критериям. Юленька Денисова, яркая, как экзотическая птичка, модница и кокетка, с треском провалилась на заграничном рынке невест, зато могучая Инна, походам по модным бутикам предпочитающая походы в горы и долгие велосипедные прогулки где-нибудь за городом, напротив, была востребована.
– Странная пара. Но они друг друга стоят, – с грустью думала Варя, глядя на дочь и ее мужа-француза.
Оба высокие, могучие, с мускулистыми загорелыми ногами, короткими стрижками и одинаковыми лицами: волевыми. Одетые в неизменные кроссовки и штормовки, в любую погоду, хоть в жару, хоть в дождь, за плечами у обоих болтаются видавшие виды рюкзаки. Мамины жизненные ценности Инну абсолютно не интересовали. Также как и ее мужа-француза. Оба были фрилансерами и, к удивлению Вари, хорошо зарабатывали.
«Ох уж эта Европа, – с осуждением думала она. – Не понимаю я их. И они меня не понимают».
Впрочем, и отец был для Инны такой же чужой. Они почти не общались. Но все это было потом, через много лет после тех самых похорон, на которых и решилась Варина судьба. А похороны были пышные…
… Житейский ум и женская интуиция подсказали Варе, что скандалить со свекровью бесполезно. Эту битву Варя проиграет. Она порою чувствовала себя отбившейся от стада антилопой. Точнее, ее отбили, отрезали от родины и близких ей людей. Варино «стадо» безропотных и покорных судьбе людей паслось где-то там, за пределами ее теперешнего круга общения. Все пути назад отрезала львица – Людмила Эдуардовна. Да и Веня, хоть и был трусоват, но родился-то он в прайде хищников, а не в стаде антилоп. И прибиться к ним не спешил. Просто царские детеныши теряют хватку, если им не дозволяют охотиться самостоятельно. Вот и Веня-Конь выродился, поскучнел. Но Варю от прежней жизни отрезал. И пришлось ей выживать в этой чуждой для нее среде, приспосабливаться к свекрови, с которой они разъехались не скоро.
Эти годы совместного проживания с Людмилой Эдуардовной дались Варе тяжело, несмотря на то, что их московская квартира была огромна. В элитной сталинке, соседи по подъезду – сплошь бывшие партийные бонзы, еще те, «совковые». Кто-то ушел со сцены, а были и такие, как Коняевы, успевшие к разделу пирога и жившие и теперь роскошно: загородный домина с бассейном, личный шофер, иномарки класса «премиум», отдых за границей… И прислуга у Коняевых имелась, приходящая домработница. Варя с трудом заставила себя не лезть со своей помощью к женщине, которая была лет на двадцать старше нее и явно уставала. Направляясь на кухню, Варя ловила на себе презрительный взгляд свекрови:
– Плебейка! – и поспешно отступала.
Но став Коняевой, Варя перестала жаться к своим «антилопам». Хватит уже быть «травоядной»! Она заставила себя измениться. Только няню к дочке не допустила. Не сразу, не при Людмиле Эдуардовне. Потому что в дочке было Варино спасение, свекровь-то в детскую заглянуть не спешила и вставать ночью, чтобы успокоить плачущего ребенка, не желала.
