Пик интуиции - страница 35
Поэтому хорошая девочка Варя сочла обмен неравноценным. К счастью, на конверте был обратный адрес, по которому Варя сразу же написала. Недавно в ее маленьком провинциальном городке появились болгары, которые по контракту строили новый микрорайон. Или, как его сразу же окрестили в народе, «болгарский городок». Детей новоявленных строителей социализма тут же определили в советскую школу. Учиться им было трудно. Поэтому крупная, рано созревшая прыщавая девочка с красивым именем Мирослава повисла за правым Вариным плечом, на задней парте, пытаясь списать очередную контрольную или диктант. Изо рта у девочки неприятно пахло, и Варя все время отодвигалась, но тетрадку не трогала, потому что за левым плечом повис такой же прыщавый, тупой сосед, патлатый парень с огромным носом-картошкой. Он был еще больше противен Вареньке, и ее тетрадка, таким образом, перемещалась в зону видимости Мирославы.
В благодарность Варя как-то получила от болгарской девочки пару влажных салфеток с тонким запахом розы. На пакетике тоже было написано не по-русски, и картинка красивая. Одну из этих бережно хранимых влажных салфеток Варя и положила в конверт вместе с извинениями. Открытку же, поразмыслив, оставила себе. Теперь обмен был равноценным.
Девочка по имени Марьяна, к большому Вариному удивлению, ответила. Честность подкупает, да и почтовая переписка в те времена была в моде. Варя получила, во-первых, уверения в том, что никакого ущерба она не нанесла, потому что родственники Марьяны довольно часто бывают за границей, а во-вторых, получила друга по переписке.
Марьяна сразу поняла, какое огромное у нее преимущество перед новой подружкой. Москвичка и провинциалка, девочка из обеспеченной семьи потомственных интеллигентов, чьи родственники то и дело выезжают, и маленькая серая мышка с туманными мечтами об учебе в Москве. Конечно, Варя побывала в столице, и не раз, ее даже в пионеры принимали на Красной Площади, и дважды Варя вместе с классом ездила в московский цирк. Но заграница была для нее только в телевизоре, а теперь еще и в тонком запахе единственной болгарской салфетки, потому что Мирославу отсадили за другую парту. Да и на фотографиях, которыми девочки-подростки, Марьяна и Варя, тут же обменялись, одна была красавицей, а вторая похожа на лягушонка со своим большим ртом и смешными косицами, торчащими в разные стороны: Варина мама заплетала их слишком уж туго.
И Марьяна взяла над своей провинциальной подружкой снисходительное шефство. Потому что больше у нее таких друзей не было. Которых было жалко.
«Неужели ты никогда манго не ела?» – спрашивала она у Вари в одном из писем.
«Нет, даже не видела. А что это?»
И Марьяна импортными фломастерами рисовала картинку. Фломастерами! Которые были только у дочки директора Вариной школы и племянницы Первого секретаря обкома комсомола! Эти фломастеры доставали по блату, какими-то немыслимыми путями, чуть ли не через Москву, а когда они высыхали, заправляли едким мужским одеколоном, «Сашей» или «Шипром». От этого картинка смазывалась и расплывалась. Но фломастеры Марьяны были свежими, не заправленными, поэтому линии получались тонкими и четкими. А потом Марьяна пыталась описать, что это за вкус: манго. На что похоже? Писала она ярко, сочно, так что это загадочное манго, казалось, лопалось у Вари во рту. Она даже зажмуривалась от удовольствия, так ей было сладко! А следующее письмо было уже про ананас. Таким образом, Варя «попробовала» почти все экзотические фрукты, бывшие тогда в дефиците даже в столичных магазинах.
Иногда Марьяна вкладывала в конверт, между двумя исписанными бумажными листками пластинку жевательной резинки, и тогда у Вари был настоящий праздник. «Переводилки», новые красивые открытки, тексты модных песенок, за которыми все гонялись. Для девичьего дневника. Варя Мохова начинала Марьяну боготворить. И с трепетом думала о встрече со своим земным ангелом.
Встреча состоялась, когда Варя поступила в педагогический институт и переехала жить в Москву, в студенческое общежитие. Койко-место удалось выбить с огромным трудом, и если бы не целевое направление, не видать бы Вареньке Моховой Москвы, как своих ушей. Но она подписала официальную бумагу, что после окончания вуза вернется в родной город сеять разумное, доброе, вечное. Но до этого события надо было прожить еще пять лет, и никому тогда и в голову не приходило, что за эти годы мир перевернется с ног на голову.
