Мое впечатление об отце по большей части сложилось под влиянием историй, которые мне много раз пересказывала моя мать. К примеру, мать рассказывала мне о поездке в район Великих озер. Мы поехали туда все вместе, родители хотели выбрать в Детройте новую машину. Тогда мне было очень мало лет. Мы обогнули Онтарио с юга и возвращались домой мимо Ниагарского водопада через северную часть штата Нью-Йорк. Очевидно, иммиграционная служба заинтересовалась тем обстоятельством, что мы ехали на превосходном новеньком автомобиле, и нас остановили и стали задавать родителям вопросы.
Вы американские граждане? — спросил чиновник на пограничной станции.
Да, — ответил мой отец, у которого был явный и безошибочно угадывающийся русский акцент.
Ну-ну, — заметил чиновник и следующий вопрос адресовал непосредственно отцу. — И где же вы родились?
В Челябинске, — последовал ответ, в голосе отца сквозила гордость.
А где это?
В России. Я могу произнести это слово так, как произнес его отец, но в тексте передать это нелегко. У отца получалось слегка вибрирующее «эр», за которым следовал длинный и раскатистый звук «а», похожий на «а» в слове «cart». Что-то вроде «Rashia», или, лучше, «Rrraaaashia».
С чиновником заговорила моя мать, пробуя объяснить, что мой отец действительно родился в России, но что он приехал в Америку в начале двадцатых, стал добиваться американского гражданства и получил его. Это дало свои результаты. Нас пригласили в будку, которая была офисом иммиграционной службы, чтобы ответить на дополнительные вопросы. Скорее всего, подозрения у чиновников появились потому, что жена отвечала на вопросы, заданные мужу.
У вас есть при себе документы о получении гражданства?
Нет, не вижу никакой причины повсюду носить их с собой, — сказал мой отец.
Какой номер стоит на документах, подтверждающих ваше гражданство?
Понятия не имею.
Как вы можете доказать, что являетесь гражданином?
Я член Калифорнийской ассоциации школьных учителей. Преподавать в калифорнийских государственных школах могут лишь американские граждане.
Откуда мне знать?
Это известно всем и каждому!
Разговор вернулся к нашему приезду из Канады. Последние реплики были классическими.
«Если вы не можете документально подтвердить свое американское гражданство, — сказал чиновник, — как же так вышло, что канадские власти разрешили вам въезд на свою территорию?»
Фраза, сказанная моим отцом, была яснее ясного, на нее ничего нельзя было возразить: «Да потому, что канадцы оказались джентльменами».
Это дало свои результаты. Чиновник купился на этот ответ, поняв, что лишь настоящий американец способен выказывать такое специфическое высокомерие. Мы очень быстро выехали на нужную дорогу на нашем свеженьком «Форде» модели А образца 1929 года.
Другой случай, связанный с моими родителями, выставляет моего отца в несколько ином свете. Когда мне было лет десять или около того, возможно, отец увлекся другой женщиной. Тогда я не знал ни значения слова «увлекся», ни значения слов «другая женщина», но понимал, что происходило нечто неприятное для моей матери. Она вовлекла меня в маленький странный заговор. Мы добрались до мотеля на авеню Сан-Пабло, которое проходило недалеко от границы между Беркли и Оклендом, и моя мать попросила меня подойти к определенному автомобилю, припаркованному рядом с мотелем, и проколоть одну из его шин. Я сделал это, и мы отправились домой. Отец вернулся домой очень поздно, у него было собрание в школе, и сказал, что задержался из-за внезапно сдувшейся шины. Я был озадачен. Неужели в нашей семье происходило что-то из ряда вон, о чем я ничего не знал? Все это было весьма интригующее, но при этом отец оказывался замешан в чем-то непонятном, и мне это было не по душе.
Снова, как и в истории с чиновником иммиграционной службы, я видел своего отца глазами матери, и теперь, рассматривая все эти вещи с точки зрения зрелого человека, я думаю, что эти рассказы позволяют мне понять не только отца, но и саму мать, позволяют интуитивно проникнуть в ее переживания, например, почувствовать ее неуверенность и зависимость от других людей.
