— За Джона! — хором прокричали моряки, поднимая кружки. Высокий моряк поклонился, и я понял, что он и есть тот Джон, о котором он сам отозвался в третьем лице.
Я поднял кружку и присоединился к тосту.
Я смотрел, слушал, впитывал в себя общество этих людей, как морская губка впитывает воду. Вот они, живущие настоящей, насыщенной жизнью под солнцем, на семи ветрах в четырех океанах! Я бы бесконечно слушал их рассказы о том, как достались им те или иные интересные вещицы, украшавшие их одежду и тела, рассказы о битвах и боях с чужеземцами и чудесах, встречавшихся в пути.
Они рассказывали. Со смехом, с шутками, иногда с руганью, не стесняясь женщин. Они вели себя так, словно были хозяевами здесь, и в любом месте, где бы ни находились. Это был самый яркий день в моей жизни.
Но и он подошёл к концу. Разговоры постепенно затихали, превращались в бормотание или раздумья. Некоторые потихоньку стали удаляться с девушками под руку, другие упились до сонной одури и сопели прямо за столом, головой среди разносов.
Я уж и сам не вникал в суть разговоров. Лишь склонил голову и старался не двигаться, ибо каждое движение вызывало головокружение и тошноту.
Оставшаяся компания стала расходиться в темноте. Высокий бородатый моряк, которого называли Гарри, взял подмышки двух товарищей, поволок их на улицу, едва не вывалив своими дружками дверной косяк.
Джон поднял меня под руку.
— Э, парнишка, эдак тебя развезло… Ты где живешь?
— Нигде, сэр…
— Ясно! — он осмотрел меня пристальным взглядом. — Ты славный малый, как я погляжу. Не дело бросать товарища… Пойдёшь со мной!
Не помню, что было дальше. Джон вёл меня под руку, и я покорно шёл с ним, не открывая глаз — так меньше кружилась голова. Помню лишь, что меня уложили на солому. Поворачиваясь на бок, я увидел, Джона и Гарри, продолжавших уничтожать остатки вина. Закрыв глаза, я не столь уснул, как провалился в беспамятство.
Пробуждение оказалось неприятным. Я вдруг провалился в пустоту и полетел в бездну. Со сна я ухватился за что‑то, уцепился пальцами, но непреодолимая сила продолжала тянуть меня вниз, держа за ногу. Я закричал, и от этого окончательно проснулся. Так, за ногу, меня волокли по трапу.
— Капитан, я крысу поймал! — закричал кто‑то, и громкий смех подтвердил, что шутка удалась.
Меня бесцеремонно вытащили на палубу, я полуослеп от яркого солнечного света.
— Что за бездельник? Бросьте его за борт!
Капитан Скиннер оказался человеком деловым, но недалёким. Я сразу распознал в нём глупца и пьяницу. При первом же знакомстве бросались в глаза его неуклюжие манеры и желание казаться джентльменом в то время, когда во всём его виде угадывался кокни. Этот человек не был мне неприятен, но и уважения не сыскал.
Он даже не поинтересовался, как меня зовут.
— И зачем нам на корабле лишний рот и дармоед?
Я промолчал. Что было сказать? Я так растерялся и перепугался, что не мог произнести ни слова. Один, в окружении чужих, по сути незнакомых мне людей, на что я мог рассчитывать? К горлу подкатывал комок, на глаза просились слёзы. Слёзы жалости к себе, глупцу. Сейчас отправлюсь за борт, и только рыбы обрадуются этому событию.
— Ко всему ещё и глухонемой!
На кой ляд мне понадобилось пробираться на судно? Сидел бы на берегу, мечтал о море…
Помощь пришла неожиданно.
— Капитан, он славный малый, пригодится для мелких работ. — Джон, высокий моряк, чьи именины отмечали вчера… Или не вчера? — Я думаю, сэр, он заменит Хэнки. Хэнки уже готов к серьёзной работе, и я бы попросил его в свою команду марсовых.
— Да? Ты думаешь, он готов? — Капитан сделал вид, что задумался, решая мою судьбу. Затем произнёс — Ну что же, я доверяю твоему чутью, Джон. Пусть будет так. Только запомни, Как‑тебя‑там, юнгам плата не полагается, станет с тебя и дармовых харчей. Если согласен на такое, добро пожаловать на «Кадоган».
Хвала небесам! О другом я и мечтать не мог! Да и какой стоял выбор? За борт или юнгой в этой весёлой компании!
Джон первым протянул мне руку:
— Добро пожаловать в команду! Кстати, мы так и не познакомились! Я Джон Хэнли!
— Уильям Бонни…
