К ней приближался тот самый пожилой милиционер, который был одет не по форме. Крестный. «Сейчас потребует объяснений!» — поняла она.
— Догнал, наконец, — одышливо произнес он, останавливаясь рядом. — А раньше чемпионом Новосибирска по бегу был, между прочим. Вот что возраст делает! У вас как со временем?
— Неважно, — краем глаза она увидела, что все посетители магазина прильнули к окнам. — Я ведь завтра улетаю.
— Вы и правда его невеста?
— Какая невеста… Подруга. Невеста — это слишком серьезно.
— А я его крестный.
— Приятно познакомиться.
— Хотел вас пригласить к себе, чайком напоить. С медом, а?
— Честное слово, я очень тороплюсь.
— Вы на остановку?
— Да.
— Я вас провожу, — не спросил, а сообщил он.
Они пошли рядом.
— Вот ведь горе-то какое! — Крестный достал из кармана папиросы, нервно закурил. — Что же это делается на свете-то? Как народ распустили!
— В ваше время лучше было? — спросила она, искоса поглядывая на мужчину. Теперь было видно, что он крепкий, жилистый, какой-то подобранный и напряженный, как перед прыжком. Лицо его было сильно обветренным, темно-коричневым — как у человека из ее памяти. Впрочем, такой цвет лица не портил его. Казалось, что он сильно загорел на дорогом горнолыжном курорте. Несмотря на возраст, мужчина оставался красивым: у него был прямой нос, длинные серые глаза, четко вылепленный подбородок, высокие скулы — они буквально ходили ходуном, словно он замерз и постоянно сжимает челюсти, чтобы не зевать.
— И в наше время убивали, — сказал крестный, жадно затягиваясь. — Но не для баловства же!
— А это для баловства, думаете?
— А для чего еще? Кому Мишаня мог дорогу перейти? Скромный парень, студент. У него один враг был — Марадзе, но он поджилками не вышел человека по голове бить. Хотя… Кто их знает, мусульман…
— Грузины — христиане.
Он недоверчиво поднял брови. Мимо них проехал автобус, завернул к остановке. Елена поняла, что не успевает, и что ждать следующего теперь придется не меньше часа. Но все же сбавила шаг.
— Я так понял, что у вас к свадьбе дело идет, — сказал мужчина. — Удивился, что Анна ничего не сказала.
— Анна — это кто?
— Мать Мишанина. Вы не знакомы?
— Еще нет…
— Что ж он тебя в пятый дом повел-то? Неужели купить уговаривал?
— Это я его себе купить хотела. А он, наоборот, отговаривал.
— И правильно. В этом доме человека убили. Шутка ли!
— Да, я слышала. Но ведь это десять лет назад было… Я не суеверная, призраков не боюсь. Кстати, Миша сказал, вы тогда участковым были?
— Да. Я первым на осмотр выезжал… Ты говоришь: не суеверная, а суеверия здесь ни при чем. Ты бы видела, что там творилось! Я мужик, и то меня чуть не вырвало! Он на полу валялся, голова почти отрезанная, кровищи… В подпол лужа огромная натекла.
— Говорят, друзья его? Пьяная драка?
— Ну, был он немного выпившим, но не сильно… Это не друзья — так, случайные приятели.
— Чего не поделили?
— Так и не выяснили. Мямлили всякую ерунду. Их где-то через пару месяцев взяли, в Новосибирске…
— Может, у него ценности какие-нибудь были?
— Да какие ценности! — Крестный сделал последнюю затяжку, выбросил окурок в сторону. Они стояли на автобусной остановке, глядя не друг на друга, а на проезжающие машины. — Не было ничего у Штейнера. Может, подворовывал, ко по мелочам. Правда, и ребята эти мелочевкой были…
— А как доказали, что это они?
— Нож возле тела валялся. Тесак такой огромный, мясницкий… На нем отпечатки. По ним и взяли.
— Они еще сидят?
— Да, еще сидят. У Ордынского вообще срок огромный… Видишь, как ты все хорошо у нас знаешь! — Он недобро полоснул по ней взглядом, снова отвел глаза в сторону.
— Миша рассказывал. Интересно же.
— Что ж тут интересного?
— Детектив!
— Да, это теперь модно, — согласился он. — Значит, ты из-за убийства насчет дома передумала?
— Нет. Из-за другого. — Два месяца назад, когда Елена впервые приехала в Корчаковку, когда кидалась к первому встречному с вопросами об утонувшем старике, разговор с этим бывшим участковым показался бы ей подарком. Но теперь не хотелось. Пооткровенничала с Михайловым, хватит. Ей снова стало страшно — и это был не абстрактный страх перед чем-то непонятным, который она испытывала еще вчера, нет, теперь ей казалось, что опасность тихо и холодно дышит в спину. — Я тут вашей Долгушиной не понравилась, — сказала она. — Она мне тоже, честно говоря. И вдруг я узнала, что эта противная старуха не только соседка, но еще и соседка с обеих сторон. Я решила, что это уж слишком.
