— Я почти уверена, честное слово, — с жаром воскликнула Менолли. — Вот только очень трудно угадать, какое из яиц — королевское.
— Не сомневаюсь, он будет в восторге независимо от цвета, а уж коли речь зашла о королевах, то знаешь, Т'геллан, — Сильвина повернулась к всаднику, — расскажи-ка, мне скорее, удалось ли Брекки Запечатлеть новорожденную королеву драконов? Мы все так переживаем за нее, с тех пор как погибла ее Вирент!
— Нет, Брекки никого не Запечатлела, — Т'геллан улыбнулся, успокаивая встревожившуюся было Сильвину, — ее файр не позволил.
— Да что ты говоришь?
— Так оно и было. Представляешь, Сильвина, ее бронзовый малыш налетел на новорожденную королеву, кудахча как наседка! Ни за что не подпустил к ней Брекки! Но зато он помог Брекки избавиться от своей напасти, и теперь Ф'нор надеется, что она пойдет на поправку. А все малыш Берд!
— Надо же, — Сильвина задумчиво и даже с некоторым уважением посмотрела на бронзовых. — Значит, в сообразительности им не откажешь…
— Похоже на то, — подхватил Т'геллан. — Ф'нор, например, посылает Гралл, свою маленькую королеву, с посланиями в другие Вейры. Хотя, конечно, — всадник насмешливо ухмыльнулся, — обратно ее порой приходится дожидаться довольно долго… Файры Менолли лучше обучены.
Да ты и сама убедишься. — Т'геллан, который уже направился к выходу, не сдержался и широко зевнул. — Прошу прощения…
— Это я должна попросить прощения, — возразила Сильвина. — Пустилась в расспросы, когда у вас обоих глаза слипаются! Отправляйся домой, Т'геллан, и спасибо тебе, что помог нам с Менолли.
— Счастливо, Менолли, — сказал Т'геллан, — я просто уверен, что спать ты сегодня будешь как убитая, — и, весело подмигнув, вышел. Менолли так и не успела поблагодарить его за помощь.
— Так, сейчас мы быстренько взглянем на твои ноги, — проговорила Сильвина, осторожно снимая с Менолли шлепанцы. — Гм… Да тут все уже почти зажило. Манора знает толк во врачевании, но мы завтра все-таки пригласим мастера Олдайва, пусть тоже посмотрит. А это что такое?
— Это мои вещи. У меня их не много…
— Ну-ка, покараульте, да смотрите не балуйтесь, — сказала Сильвина, опуская узелок на стол между Крепышом и Нырком. — А теперь, Менолли, снимай юбку и укладывайся. Выспаться хорошенько — вот что тебе нужно в первую очередь. А то у тебя глаза не глядят.
— Нет, мне хорошо, правда-правда!
— Еще бы, ты ведь теперь у нас. Т'геллан сказал, что ты жила в пещере — подумать только! А в это время все арфисты Перна разыскивали тебя по холдам и цехам! — Сильвина ловко распустила шнуровку юбки. — В этом весь старик Петирон — забыл упомянуть самое главное, что ты — девочка!
— Не думаю, чтобы он забыл, — проговорила Менолли, вспоминая мать с отцом и то, как они во что бы то не стало хотели отлучить ее от музыки. — Он ведь сам сказал мне, что девочки не могут быть арфистами. Сильвина пристально взглянула на нее.
— Может быть, раньше, при другом Главном арфисте, так оно и было. Но Петирон слишком хорошо знал своего сына, чтобы…
— Что? Петирон — отец мастера Робинтона?
— Неужели он никогда не говорил об этом? — Сильвина помолчала, укутывая Менолли меховым покрывалом. — Старый упрямец! Решил уйти в тень после того, как его сына избрали Главным арфистом… а потом и вовсе перебрался куда-то на край света… извини, Менолли.
— Но Полукруглый — это действительно край света.
— Значит, не совсем: ведь Петирон отыскал там тебя и позаботился о том, чтобы переправить к нам, в Цех арфистов. Давай-ка отложим разговоры до утра, — добавила она, притушив светильники. — Ставни я оставлю открытыми, а ты спи, сколько душе угодно, слышишь?
Менолли что-то пробормотала в ответ, но глаза у нее закрывались, несмотря на то, что из вежливости она изо всех сил старалась — не заснуть, пока Сильвина не уйдет. Наконец, дверь тихонько закрылась, и Менолли с облегчением вздохнула, Красотка сразу же свернулась клубочком рядом с ее ухом. Девочка почувствовала, как остальные файры тихонько возятся, устраиваясь вокруг нее. Теперь можно заснуть… вот только ноги гудят, да болят забинтованные пальцы.
Ей было тепло и удобно, тюфяк мягкий и толстый, ни одна травинка не колется, но сон почему-то все не шел. Девочка лежала, не в силах пошевелиться, в голове нескончаемым хороводом проносились невероятные события минувшего дня, а тело было словно чужое — оно отказывалось повиноваться и существовало как бы само по себе.
