— Так точно.
— Безобразие. Ну, продолжай.
— Что продолжать? Всё. Я бы заплатила, да чем? — развела руками Софья.
— И так, господин казак — сказал подполковник Глебов, обращаясь к хозяину петуха, — вас устроит некая компенсация за вашу птицу?
— Что? — не понял хозяин петуха.
— Да какой он казак? — сказал сотник Абрамов, он, опираясь левой рукой на шашку, скручивал цигарку. — Иногородний. Сыны-то где?
— А Бог их знает, господин казак. Были в армии.
— Значить — у большевиков — уверенно сказал сотник. — Земельку им пообещали большевики. А где они её возьмут? У нас!
— Так хочется, что бы всё по справедливости было. Что бы у всех всё поровну было — робея, не уверенно сказал иногородний.
— Поровну? А земля-то, она не ровная, она бугристая. Мы, казаки, эту земельку кровью поливали! От татар да турок её отбивали! А вы пришли незнамо откуда — и теперь — поровну! Ну, хорошо. Разделим мы её поровну. Пшеницу засеем. У тебя, положим, на пригорке, а у меня в низинке. А лето жаркое. У тебя урожай сгорел, а у меня нет. И что? Ты, мужик, ко мне придёшь моё добро отбирать?
— Не знаю — честно сказал мужик, — но должно всё по справедливости быть.
— Сейчас не об этом, Андрей Николаевич, — не дал казаку ответить Боровский.
— А о справедливости — сказал Глебов и достал из брюк портсигар. — Не знаю, золотой или нет, но австрийский, трофейный. Положите сюда вашу цигарку, Андрей Николаевич.
Сотник с неохотой повиновался. Глебов захлопнул портсигар и протянул его мужику:
— Вас устроит это за петуха, любезнейший? Или вы будете настаивать на казни прапорщика?
— Казнить за птицу? Девку? Да Бог с вами, ваше благородие. И этой штуки мне вашей не надо. Даром берите.
— Нет, даром нельзя. Главнокомандующий запрещает. Так что? Берёте?
— Беру. Куда деваться? Может, обменяю эту штуку на петуха. Хотя и сомнительно. Петух в хозяйстве нужен.
— Так он же яйца не несёт? — удивилась Софья. — В хозяйстве не очень что б очень нужен.
Все заулыбались, а Боровский спросил:
— Вы поэтому и взяли петуха, Софья Николаевна, что он не несётся?
— Да.
— Так, барышня, — развёл руками мужик, — без петуха по весне цыпляток не будет.
Баронесса покраснела.
— Ничего — сказал сотник Абрамов — надо будет, сам своих курей потопчешь.
Баронесса покраснела ещё больше.
— Давайте без пошлости, сотник — одёрнул казака Глебов и мужику — и так, покупка состоялась?
— Да — с неохотой сказал мужик и взял портсигар.
— Тогда пишите расписку, что за петуха заплачено сполна и претензий не имеете.
— Что не имею?
— Ну, что ты всем доволен.
— Да не всем я доволен. Петуха-то нет.
— Так обменяешь на портсигар — возмутился Абрамов — за него ты трёх петухов получишь. Пиши расписку, а не то я тебя шашкой полосну.
— Это вы можете — недовольно пробурчал мужик и сверкнул злобным взглядом — чего доброго, а это можете.
— Дайте ему бумагу, Александр Александрович — сказ Глебов.
Мужику дали бумагу и химический карандаш, он сел за стол и, слюнявя грифель, очень медленно с трудом написал расписку печатными буквами.
— Вот и славно — сказал Боровский, прочитав бумагу — можете быть свободны.
Мужик, что-то ворча под нос удалился.
— Но господа — сказал Боровский, — у нас тут суд чести, а не торговля петухами. Прапорщика мы обязаны наказать и доложить о выполнении главнокомандующему армии.
— Но не повесим же мы её в самом деле, генерал? — сказал полковник Зимин. Он положил ногу на ногу и качал правой ногой, полуоторванный каблук хлопал по подошве сапога.
— Прекратите вы чертей качать, полковник — сказал Боровский — и сделаете что-нибудь со своим каблуком. И предлагайте дело!
— А что я с ним сделаю? Если прапорщику верёвка не пригодиться, то отдайте ею мне. Я ею сапог подвяжу.
— Это не поможет — сказал Абрамов.
— А что поможет?
— Отставить о сапогах, господа! — скомандовал Боровский. — Что Лавру Георгиевичу ответим?
— Что наказали — ответил Глебов.
— Как?
— Гауптвахтой — подсказал Мазарович. — Десять суток. Запрём в сарае, натаскаем сена. Барышня хотя бы отоспится в тепле.
— Какие десять суток, штабс-капитан? Мы послезавтра выступаем.
— Хорошо, сутки. Но написать-то мы можем десять. Бумага всё стерпит.
