Изгнание поляков и лже-царей нисколько не изменило Кремль, и Петр перед своим изгнанием оттуда не видел никого, кроме лиц свиты, окружавшей его по дороге в церковь или в баню, куда он шел между двумя рядами карликов, несших занавесы из красной материи, так что домашнее заключение продолжалось и на улице. Ребенок задыхался в такой атмосфере. В Преображенском он вздохнул свободно. Однажды, предоставленный самому себе, он попал на берег Яузы и в первый раз увидел Слободу. Он не хотел больше от нее удаляться, а, наоборот, звал туда всю Россию. Но его ждали еще тяжелые минуты окончательной борьбы с азиатским режимом.
Федор, старшин сын и наследник Алексея, умер в 1682 году-бездетным. Кто же должен был наследовать ему? Со смерти последнего Рюриковича в 1598 году престол захватывался почти все время силой. Борис Годунов достиг его посредством целого ряда убийств; Димитрий - благодаря польским штыкам; Василий Шуйский был обязан своим избранием одним боярам, и наконец - Михаил Романов.- народу. При этом последнем избрании было выработано нечто вроде династического права; но, несмотря на это, при восшествии на престол Алексею пришлось прибегнуть к всеобщему голосованию.
Один из младших братьев Федора, Иван, сын Милослав-CKoir. которому в то время исполнилось 15 лет, был почти слепой и наполовину идиот. В письме, адресованном в 1684 году министрам Людовика XIV, говорится о болезни век царевича, благодаря чему он не может видеть, если их не поднимать искусственно. И бояре единогласно высказывались за избрание Петра, сына Нарышкиной, который был моложе своего брата на десять лет. Им противно было, говорили они, превращать свои обязанности в занятия сиделок. Вероятно также, что их привлекал более ранний возраст Петра, благодаря чему предвиделось более продолжительное междуцарствие, и власть должна была сохраниться в руках бояр на более долгое время.
Они привлекли на свою сторону бояр, присутствовавших при последних минутах Алексея, и патриарха Иоакима, соборовавшего его. В России, как в Польше, глава церкви пользовался временной властью во время междуцарствия. В 1598 году, например, патриарх Иов решил победу Годунова. Во всяком случае, на этот раз избрание Петра было незаконно. Речь, сказанная «всяких чинов людям», случайно собравшимся в Кремле; призыв к голосованию, приведший к одобрению;
появление импровизированных избирателей на Красном
крыльце перед народом, привлеченном туда тревожными событиями; имя, брошенное в эту толпу - и дело было сделано: у России появился царь, которого звали Петром.
Об Иване не было сказано ни слова; оправдания этому нарушению закона и наследственных прав не было никаких. То была просто победа Нарышкиных над Милослазскими, застигнутыми врасплох и лишенными возможности защищаться, благодаря быстроте и неожиданности развязки. Но это было кратковременное торжество; оно продолжалось всего месяц. На другой день после своего поражения побежденная сторона снова выходить на сцену, а за ней неожиданно появляются два новых политических фактора, которые изменяют весь внешний вид борьбы: царевна Софья и стрельцы.
У Алексея осталось пять дочерей, но имя только одной из них, Софьи, сохранилось в истории. Софья была родной сестрой Ивана, и ей шел уже двадцать шестой год. Я упомянул о ее красоте: некоторые историки во главе с Сумароковым и даже иностранцы, такие как Штраленбсрг и Перри, утверждают, что она была красива, но ни один из них не видел царевны. Свидетельство франко-польского дипломата Ла-Вевиля, заслуживает большего доверия. Оно нарушает поэзию; но что делать? «Уродливое тело непомерной толщины, широкая, как котел, голова, покрытое волосами лицо и шишки на ногах». Вот его свидетельство. Историк Костомаров старается смягчить краски: «Некрасивая на взгляд иностранцев, Софья могла казаться привлекательной москвичам того времени, которые не считали тучность недостатком». Монах Медведев, доверенный царевны и преданный ей человек, красноречиво молчит о ее наружности и упорно превозносит ее душевные качества. Но в одном согласны все, не исключая и Ла-Невиля. «Насколько ее тело было коротко, широко и грубо, настолько же тонок и развит был ее политический ум; не читав никогда Макиавелли и не учившись, она от природы владела всеми его правилами».
