Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - страница 2

.

Современники – друзья и враги, при жизни и после смерти – единодушны в оценке его интеллекта: «в высшей степени умный», «человек огромного ума», «замечательно умен», «очень умен», ум «очень тонкий», «немалая умственная сила»; обладает «государственным умом», «исключительным умом»; производит «впечатление вполне рассудительного человека, <…> с задатками художественного стиля, <…> что уже близко к таланту», «был, в полном смысле слова, блестящим самородком»; «замечательно умный и проницательный (равных ему я в этом отношении не видал в жизни)»; отмечали «врожденное у него чутье хода событий», «его ум и остроумие». М. А. Алданову, заинтересовавшемуся личностью П. Н. Дурново и собиравшему в начале 1920-х гг. о нем сведения, эмигранты, правые и левые, в один голос говорили: «Это был умный человек. Это был умница»[5].

В конце 1920-х гг. М. А. Алданов устами одного из своих персонажей охарактеризовал П. Н. Дурново следующим образом: «Умные люди, ученые люди думали о том, куда идет мир; думали и философы, и политики, и писатели, и поэты, правда? И все “провидцы” попали пальцем в небо. <…> А вот не ученый человек, не мыслитель и не поэт, скажем кратко, русский полицейский деятель все предсказал как по писаному. Согласитесь, это странно: в мире слепых, кривых, близоруких, дальнозорких, один оказался зрячий: простой русский охранитель! <…> Знал я его недурно, если кто-либо его вообще знал… Немного он мне напоминает того таинственного, насмешливого провинциала, от имени которого Достоевский любил вести рассказ в своих романах… Но умница был необыкновенный. <…> он имел репутацию крайнего реакционера и заслуживал ее <…>. Однако в частных разговорах он не скрывал, что видит единственное спасение для России в английских государственных порядках. Хорошо?»[6]

Более спокойной, но столь же однозначной и высокой является оценка исследователей. Правда, они имеют в виду одну лишь записку П. Н. Дурново, поданную Николаю II в феврале 1914 г. Так, М. А. Алданов писал: «По блеску прогноза я не знаю в литературе ни одного документа, который мог бы сравниться с этим. Вся записка Дурново состоит из предсказаний, и все эти предсказания сбылись с изумительной точностью. <…> Он предвидел то, чего не предвидели величайшие умы и знаменитейшие государственные деятели! <…> Я не знаю другого такого верного предсказания в истории»[7].

Сказано о ней и так: «Преисполненное чести и достоинства заявление Петра Дурново. <…> пророческий меморандум»[8].

Другие отмечают «мудрость» Записки, ее «пророческий характер», «недюжинный ум» ее автора; их «поражает» правильность анализа международного положения; «потрясает дальновидность» автора; характеризуют его как «замечательного теоретика крайней реакции», относят к числу «наиболее глубоких и творческих по своему духу и <…> наиболее дальновидных в своем понимании хода истории деятелей начала XX века»[9].

П. Н. Дурново развил в себе способность предвидения «необычайной силы и точности»[10]. В записке на имя Николая II он предсказал катастрофические для России последствия грядущей войны. Это был подлинно научный прогноз, основанный на глубоком понимании общественного развития. Революция была им предсказана в деталях[11].

П. Н. Дурново, справедливо заметил Д. Ливен, «совмещал большую оригинальность мысли и ясность взгляда с глубоким знанием военных, геополитических, экономических и политических реальностей»[12].

Обладал «широким государственным пониманием интересов страны». Его глубокий ум был «трезвым» и чрезвычайно скорым: он «быстро входил в существо вопроса», «быстро разбирался в самых трудных положениях», «налету схватывал суть дела». «Давно, – писал Л. А. Тихомиров, – я не выносил впечатлений такого ясного представления себе каждого вопроса, как встретил в нем. Теперь таких людей мало: старая школа видна»[13].

У него был твердый характер – «громадный», по выражению Л. А. Тихомирова. Е. Г. Шинкевич свидетельствует: «Я слышал часто его суровые распоряжения, но никогда не видел его раздражения – в этом чувствовался сильный характер этого человека». А М. О. Меньшиков усматривал тут «не только характер, но и нравственное обоснование для него, особую философию, которая могла постоять за себя». И ум, и характер были необыкновенно дисциплинированны: его отличали «полная гармония между умом и характером», «ясное понимание своей задачи», «определенность желания, воли – он знал, чего он хотел». При этом воля его была «сильною», «железной», «твердой» и «настойчивой», была «вполне адекватна силе его ума». «Умел выразить в случае надобности уверенность в том, что он сумеет превратить свои слова в действие». Это усиливалось выдающимися организаторскими способностями, «умением осуществлять власть», особым «даром управлять». Это был «человек крутой дисциплины».