– Здравствуй, тётушка! – радостно приветствовал юный император цесаревну.
– Здравствуй, Петруша! Да как ты вырос, да возмужал как, просто и не узнать!..
Пётр самодовольно улыбнулся и сказал:
– А мы к тебе, тётушка, в гости на целый день! Рада не рада, а принимай гостей.
– Да конечно, рада! – отозвалась Елизавета. – Уж и благодарить-то как тебя, Петруша, не знаю, что ты обо мне наконец вспомнил!
– Да вот, вспомнил-таки. Дай, думаю, к тётушке прокачусь, давненько мы с ней не видались. Вот и приехал.
Но не одно желание повидаться с любимой тёткой привело Петра к ней. У него была совсем другая цель. Дня два тому назад Иван Долгорукий признался царю в любви к его тётке, и тот вызвался быть его сватом.
Иван Алексеевич проговорился совершенно случайно.
– Признайся-ка мне, Ваня, – спросил между прочим царь, – с чего ты в последнее время такой грустный и неразговорчивый стал? Сказывал мне твой отец, что ты, вишь, влюбился, так поведай мне, кто это твоё сердце полонил. Уж не Шереметева ли ненароком? Сказывают, что она к тебе большое пристрастие питает. Она ведь красавица. Хочешь, посватаю?
– Нет, ваше величество, – отозвался Иван, – ту, в кого я влюблён, вы мне не посватаете.
– А почему бы это так? – полюбопытствовал царь, задетый за живое.
– А потому, что это такая невеста, о которой мне и мыслить не след.
– Да кто ж она такая? Сказывай.
– И сказать боюсь.
Пётр пристально посмотрел на своего любимца и потом воскликнул:
– Тётушка?
Долгорукий смущённо опустил голову и едва слышно прошептал:
– Она самая.
Несколько минут царило томительное молчание. Особенно томительно оно было для Ивана Алексеевича, опасавшегося весьма возможного гнева царя.
Но царь не рассердился. Он точно опечалился чем-то, и голос его, когда он заговорил, вздрагивал и звучал какой-то подавленной скорбью.
– Так что же, Ваня, присватывайся.
– Не пойдёт она за меня, государь.
– Пойдёт! – возразил Пётр. – Коли хочешь, я сам в сваты пойду.
Иван Алексеевич недоверчиво взглянул на царя, но, видя, что он говорит совершенно серьёзно, порывисто упал к его ногам и, покрывая поцелуями его руку, проговорил:
– Ваше величество! Да ведь вы жизнь мою спасёте! И так я ваш раб душою и телом, а если осчастливите этим, так я не знаю, на какую казнь пойду за вас!
– Ладно, Ваня. Коли в том твоё счастье, – буду за тебя…
И с такими-то намерениями он и приехал теперь в Перово. Собрался юный император совершенно внезапно. Приехали к нему на завтрак Алексей Григорьевич да Василий Владимирович Долгорукие. Царь сказал с ними несколько слов, а потом вдруг и говорит:
– А что, Григорьич, куда ты меня ныне повезёшь?
– Да куда прикажете, ваше величество! – ответил Алексей Долгорукий. – Вот в Коломенском давно не были; коли угодно, поедем в Коломенское.
– Нет. Коли ехать, так мы лучше к тётушке поедем, – решил царь.
Алексей Григорьевич изменился в лице. Не по нраву ему была эта поездка к цесаревне. Но спорить было нельзя; а когда ему Иван шепнул о цели поездки, так он и совершенно успокоился.
Но принцесса Елизавета, понятно, и не подозревала, какая тайная причина руководила государем. Она рада была его приезду и суетливо распоряжалась, чтобы как можно лучше угостить государя, чтоб он остался всем доволен и чтобы наконец кончилась размолвка, так долго тяготившая их обоих.
Царь оставался до позднего вечера. Он был так же весел, как и в минуту своего приезда, всё время шутил и от души смеялся болтовне Ивана Долгорукого, бывшего сегодня особенно в ударе.
Вечером уселись играть в ломберт, но царь не принял участия в игре. Он отозвал тётку в сторону и сказал ей:
– Пусть, тётушка, старички поиграют, а мы с тобой потолкуем. У меня до тебя дело есть. Только, чур, уговор лучше денег: напредки мне обещай, что всякую мою просьбу исполнишь.
– Ну это наперёд сказать невозможно. Может, ты о том попросишь, что и исполнить нельзя.
– Не беспокойся, тётушка, – сухо сказал государь. – Ничего невозможного я у тебя просить не буду.
– Ну а всё-таки? Говори напрямки. Коли можно, не откажу.
Пётр улыбнулся и пристально взглянул на царевну.
– Ты не должна отказать, – сказал он, – ни в каком случае.
