- Он сказал, что расскажет это только тебе и, что это очень важно для тебя.
- Хорошо позови его, но сам будь за дверью, наготове.
Вошедший не стал представляться, а лишь стал молча и внимательно вглядываться в лицо первосвященника каким-то раскосым узнавающим взглядом.
Каиафа понял, что это один из тех странных незнакомцев, о которых ему докладывал, обеспокоившийся их появлением Маттавия.
- Что нужно тебе, чужеземец? Кто вы такие? Какие цели привели вас в наш город? - глава синедриона, в свою очередь, вгляделся в искаженный пламенем светильников лик пришедшего. Один глаз его сиял легкой зеленью, как алмаз чистейшей воды. Но второй - второй был явно фальшивым камнем, с помутневшим широко чернеющим зрачком.
- Слишком много вопросов... - человек запахнул плотнее мятый клетчатый халат странной, даже для разнообразного востока, расцветки. Он был длинен, тощ и нескладен. По необычному украшению на кончике носа, состоящему из прямоугольничков с дужкой, первосвященник, вспомнив описание, данное Маттавией, опознал одного из двух чужаков, владельца огромного черного кота.
- И, все же, - Каиафа давал понять, что знает о пришельцах, - по-моему, для благочинных гостей и представителей циркового искусства, которых вы пытаетесь из себя изобразить, поведение ваше чересчур раскованное и шумное. А, для бродячих фокусников вы ведете себя излишне вольготно. И я бы сказал, пренебрежительно, к соблюдению наших законов.
Пришедший сузил свои разнокалиберные глаза и пристально взглянул в лицо первосвященника, ловя его взгляд. Каиафа отчетливо ощутил шевеление собственных волос на затылке.
- Какая разница, кто мы? Посланцы Рима, скажем так. Слуги Тиберия... Главное, наши цели совпадают. И мы оба должны это осознавать, - долговязый продолжал ловить убегающий, мятущийся взор главы синедриона..
- А, если я прикажу схватить тебя?
- Руки коротки, - лаконично молвил пришелец, и, ставший ярко-зеленым, глаз его за прозрачной треснутой пленкой ворохнулся мутным крадущимся туманом.
И Каиафа понял, что это не просто слова.
Тот же продолжил веско и несколько свысока.
- Ты мудр, священник и оттого столько лет являешься первым из иных служителей богов. Продолжай же править своим народом, нам ни к чему твои заботы и не нужны твои богатства. Мы не посягаем на вашу веру и ваши вековые обычаи. Но... нужна твоя помощь. Которую ты окажешь в своих же интересах, а также на пользу твоего колена и твоего древнего народа.
- Ты говоришь повелительно со мной, - вероятно, задетый тоном чужака, надменно начал первосвященник, - не я к тебе пришел, но ты ко мне....
- Таков язык моего народа, он свидетельствует не о высокомерии, а лишь о почтительности к твоему сану. Я всего лишь жалкий проситель. Откажешь в просьбе - твоя воля. Но вспомни о судьбе начальника тайной стражи....
Иголки ужаса сдавили затылок Каиафы.
Добродушного нескладного верзилы перед ним, как не бывало. Его другой глаз пламенел, нет, не чернел, а, именно, пламенел первобытным мраком. Зиявшая отчетливо, страшная беспроглядная бездна затягивала мысли главы синедриона в свою глубь и там лениво перебирала чем-то до льдистости холодным.
Голос гостя внезапно утратил блеяще-дребезжащий оттенок и налился дамасской сталью, - не повтори судьбы Маттавии. Ты ведь сам хотел нас использовать в своих планах....
- Откуда он знает? Маттавия рассказал? Что же они с ним сделали? - мысли быстро веретенились в голове Каиафы и исчезали, засасываемые, как воронкой, черной жутью глаз собеседника.
- Помогите же мне, боги! - взмолился он вслух, и тотчас наваждение отступило.
- Шалом леха !* - вид незнакомца вновь стал смиренным, - давай продолжим наш разговор.
Каиафу передернуло. Преобразования, происходящие со странным пришельцем, пугали его.
* Мир тебе (древн. арамейский).
- Но для чего вы мутили народ в Иерусалиме, возвеличивая назорейского пророка и восхваляя его чудеса? - он непроизвольно сказал первое, что пришло в освобожденную от неприятных ощущений голову. - Где вы научились таким фокусам? И откуда в цирке оказалось столько вина?
