— Я тебя к нему ревную!
— К кому?
— К Шнейдеру.
— Но почему?
— Потому что он на тебя так смотрит. Шнейдер без ума от тебя. Не приглашал ли он тебя на чай с его матушкой?
— Приглашал, — ответил Митчелл, пытаясь подавить улыбку.
— Я выцарапаю ему глаза, — заявила Руфь — Я ревную ко всем, кто бросает на тебя такие взгляды. Ко всем девицам. Как из Вермонта, так и из Красного креста.
— Тебе нечего беспокоиться, — сказал Митчелл. — Никто на меня так не смотрит, включая Шнейдера и даже тебя.
— Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится? — сказала Руфь. — Ты ничего не понимаешь. А я так привыкла к мужчинам, которые оценивают брошенный на них взгляд женщины в шагах, отделяющих их от постели. После войны я обязательно навещу Америку…
— А куда ты на самом деле поедешь? — спросил Митчелл. — Назад в Берлин?
— Нет, — ответила Руфь, задумчиво глядя в тарелку. — Нет, назад в Берлин я не поеду. В Берлин я не вернусь никогда. Немцы очень ясно выразили свои чувства ко мне, и такой пустячок как война их не изменит. Ягненок не возвращается на бойню. В любом случае, там у меня никого не осталось… Был один молодой человек… — она протянула руку, взяла бутылку, рассеянно налила вина Митчеллу и себе и продолжила: — Не знаю, что с ним случилось. Возможно Сталинград, а возможно и Эль-Аламейн[9]…кто знает?
В патио вошли четыре человека и неторопливо двинулись между столиками в неярком свете синих ламп. Трое из них были арабами — все в европейских костюмах, — а четвертый оказался американцем в военном мундире, украшенном знаками различия гражданского технического советника. Компания остановилась у стола, за которым сидели Митчелл и Руфь. Арабы церемонно поклонились девушке, а американец бросил:
— А я думал, что вы больны.
— Познакомься с мистером Карвером, — произнесла Руфь, обращаясь к Митчеллу. — Мистер Карвер — мой босс.
— Привет, лейтенант, — сказал Карвер — крупный, тучный человек с пухлым, усталым, но умным лицом. Повернувшись вновь к своей подчиненной, он повторил громким, приятным, хотя и немного пьяным голосом: — А я думал, что вы больны.
— Я и была больна, — весело ответила Руфь, — Но произошло чудесное исцеление.
— Американская армия вправе рассчитывать на то, что служащие в ней гражданские лица будут неукоснительно выполнять свой долг.
— Завтра, — ответила Руфь. — А сейчас я прошу вас и ваших друзей удалиться. У нас с лейтенантом весьма интимная беседа.
— Лейтенант… — это заговорил один из трех арабов — невысокий, смуглый человек с округлым лицом и похожими на влажные черные оливки глазами с поволокой. — Меня зовут Али Хазен. Позвольте мне представиться самому, поскольку все здесь присутствующие, кажется, забыли правила хорошего тона.
— Митчелл Ганнисон, — произнес Митчелл, встал со стула и протянул руку.
— Прошу меня извинить, — сказал Карвер. — Боюсь, что выпил лишнего. Это — Саид Таиф, — он указал на самого высокого из арабов — человека средних лет с суровым, приятным лицом, которое слегка портили тонкие плотно сжатые губы.
Митчелл обменялся рукопожатием и с Саидом Таифом.
— Он не любит американцев, — громко произнес Кравер. — Мистер Таиф ведущий журналист местного арабского мира, он пишет в тридцать четыре американские газеты, но американцев терпеть не может.
— О чем это вы? — вежливо поинтересовался мистер Таиф, чуть склонив голову набок.
— К тому же он глух, — сказал Карвер, — что бесспорно является большим плюсом для любого журналиста.
Никто не стал представлять третьего араба, который стоял одиноко чуть сбоку, и с горячим восторгом взирал на Таифа. Так обычно смотрит на хозяина, сидящий у ног боксер.
— Почему бы вам ни занять столик и ни приступить к ужину? — спросила Руфь
— Лейтенант, — сказал Карвер, не обращая на неё внимания, — послушайте совет ветерана Ближнего Востока. Не связывайтесь с обитателями Палестины.
— Он вовсе и не связывается с обитателями Палестины, — возмутилась Руфь. — Он связывается со мной.
— Бойся жителей Палестины! — слегка пошатнувшись выпалил Карвер. Человечество в Палестине обрекло себя на гибель. Тысячи лет обитатели этих мест вырубали леса, сжигали города и истребляли друг друга. Это не место для американцев.
