— Два мартини, — сказал Роберт бармену.
— Последний раз я пил с утра на свадьбе Артура Паркера, — сказал Нельсон. — Это было в 1936 году.
— Плевать нам на этикет! — бросил Роберт. — Идет война.
Кубики льда приятно позванивали в миксере, а воздух наполнился тонким, пикантным запахом, когда бармен элегантным движением пальцев стал выжимать сок цедры лимона над прохладными бокалами.
Они молча подняли бокалы. Нельсон взглянул на худощавое и такое любимое лицо Роберта. В форменной, украшенной кожей и сверкающей золотом фуражке лейтенанта армии США, сын выглядел очень молодо и весьма воинственно. Нельсон посмотрел в сумеречную пустоту длинного с низким потолком зала. Белоснежные столы и стулья рядом с ними стояли в таком порядке, который бывает в ресторанах только в последние минуты перед дневным наплывом посетителей. Сколько слов расставания слышали этот зал и этот бар, расположенные рядом с поездами, готовящимися пересечь весь огромный континент. Сколько раз здесь звучало «Прощай!». Сколько раз обменивались здесь последним поцелуем муж и жена. Сколько здесь было выпито, чтобы алкоголем заглушить первую, нестерпимую боль разлуки и потери. Сколько призраков сидит сейчас за этими аккуратными, чистыми столиками, и их бесконечные, не слышные человеческому уху «Прощай!» витают над белейшими скатертями между легкомысленными, сверкающими бокалами. Как часто собирались здесь, перед тем как разъехаться по домам, скорбящие родственники и друзья, только что проводившие в последний путь близкого им человека. В каждой порции виски они чувствовали привкус смерти…
Нельсон внимательно посмотрел в лицо столь воинственно выглядевшего Роберта, приподнял чуть выше бокал и, слегка прикоснувшись им к бокалу сына, сказал:
— За то, чтобы все это дело побыстрее закончилось.
Они выпили. Мартини оказался превосходным. У напитка был яркий, очень выразительный аромат, и он приятно обжигал нёбо. Роберт пил неторопливо с удовольствием, чуть задерживая мартини во рту, чтобы полнее насладиться его вкусом.
— Ты будешь потрясен, — сказал он, — когда узнаешь, насколько трудно раздобыть мартини в танковых войсках.
Нельсон смотрел на то, как пьет сын, и вспоминал тот летний день на природе, когда Роберту едва исполнилось двадцать. Это было три года назад в Вермонте, где он на время вакаций арендовал дом. Всю вторую половину дня Роберт провел на озере и вернулся домой с мокрыми волосами и босиком. Он был закутан в белый халат, а на плечи набросил некогда синее, а теперь выцветшее полотенце. Жаркое летнее солнце оставило отметины на его носу и на запястьях хорошо отмоченных в озерной воде рук… Он распахнул затянутую противомоскитной сеткой дверь, распевая во весь голос: «Кругом царит ненастье, без девочки моей не будет больше счастья…». Оставляя на зеленом, под цвет травы ковре мокрые пятна, он без задержки протопал прямо в кухню. Когда туда вошел Нельсон, Роберт сидел за кухонным столом с фаянсовой столешницей и все ещё мычал что-то о «ненастье». В одной руке он держал открытую и уже запотевшую бутылку холодного пива, а в другой чудовищных размеров сэндвич. На его изготовление пошли два здоровенных ломтя ржаного хлеба, не менее четверти фунта швейцарского сыра, пара толстенных кусков холодной ветчины и гигантский, разрезанный на три части, мясистый помидор. Роберт сидел, откинувшись на спинку хлипкого кухонного стула, предвечернее солнце заливало его неярким светом через окно старомодной формы, а с волос неторопливо стекали капли воды. Держа в руках бутылку и сэндвич, со ртом набитым хлебом, сыром, ветчиной и помидорами, он все же каким-то образом ухитрялся петь, если назвать песней то веселое, но монотонное бульканье, которое рождалось в глубине его горла. Когда Нельсон появился в дверях, сын приветствовал его радостным взмахом сэндвича.
— Умираю от голода, — промычал он. — Проплыл четыре мили, теперь необходимо восстановить силы.
— Через час тебе предстоит ужин, — напомнил Нельсон.
— Я и с ним справлюсь, — улыбнувшись с набитым ртом, выдавил Роберт. Можешь не волноваться.
Нельсон с едва заметной улыбкой наблюдал за тем, как сын поглощает произведение своего кулинарного искусства.
