– Разве ты не хочешь, чтобы венчалась не одна пара, а две?
Принц Уэльский понимающе кивнул и немедленно добился разрешения на двойное венчание у графа, оказавшегося в плену собственного благородства. Сверкнув ослепительно-белыми зубами, Райс поднял руку, призывая своих соратников к вниманию, и сообщил им счастливую новость. Толпа загудела, тем самым выражая полное свое одобрение браку не только принца, но и его сестры с одним из самых славных воинов. О запретной любви Грании и бородача знали почти все, несмотря на то что никто никогда не решался говорить о ней вслух.
Посыпались многочисленные поздравления, сначала от Марка и двоих мальчиков, а затем и от всего войска, и вскоре обе пары и думать забыли о том, какие несчастья и страдания угрожали им еще совсем недавно.
Раскрасневшиеся невесты прижимались к женихам и, смущаясь, приглашали все семьи Рэдвелла и Кимера завтра утром на венчание и последующий пир, и никто не заметил, как оставшийся на свободе принц Дайфисский под шумок освободил своих солдат и вместе с ними скрылся в северном лесу, примыкавшем прямо к его владениям.
Главный зал Рэдвелла был празднично и великолепно украшен. Помимо факелов, укрепленных на стенах, в полную мощь был разведен огонь в очаге, бросающий на присутствующих непривычно веселое гостеприимное пламя. Все высокие железные подсвечники на помосте были снабжены лучшими восковыми, а не сальными свечами, а уж об обилии серебра на столах, тысячекратно отражающего сияние огней, говорить не приходилось. Словом, в замке было светло как днем, и Линет казалось, что само солнце спустилось с небес, дабы почтить своим присутствием день ее свадьбы.
Главный высокий стол, воздвигнутый на помосте, являл собой весьма смешанный и необычный набор лиц и характеров; на одном конце его помещался священник, на другом – аббатисса, посередине восседал норманнский граф, а по левую и по правую руку от него расположились обе сияющие пары. Напротив видны были смеющиеся лица Марка и обоих мальчиков.
Со своего высокого места Линет с любопытством и удовольствием наблюдала за происходящим ниже. По всему залу было выставлено вдвое больше против обычного столов, по диагонали пересекавших весь зал, и все они до отказа были заполнены смешавшимися между собой вассалами замка, солдатами гарнизона, сервами, рыцарями и свободным народом Кимера.
Девушка постаралась рассадить гостей так, чтобы свести к минимуму языковые барьеры, и теперь это для многих превратилось в забавную игру; Пайвел и Майло переводили уэльские слова сервам на английский, а те в свою очередь передавали их приезжим рыцарям на норманнском французском. Ошибки в переводах вызывали то тут, то там взрывы смеха, и атмосфера сердечности и дружбы все больше окутывала этот некогда холодный чопорный зал.
Роскошный пир, казалось, собрал для своего стола кушанья со всех концов Британии, начиная от зажаренного на вертеле целого кабана до фазанов, сверкавших прокопченной золотистой корочкой и нафаршированных яблоками. А дымящиеся пироги! А паштеты! А меды! Миара, полагавшая кухню замка своей собственной вотчиной, и круглощекая Юнид едва не сбились с ног, готовя такую прорву пищи, но все же не посрамили свою славу замечательных кухарок и крепко подружились, несмотря на разницу языков.
Линет была счастлива – люди, испытывавшие друг к другу вражду на протяжении многих лет, сегодня, пусть даже на один день, стали друзьями! И ее долг теперь – постоянно и бдительно следить, чтобы этот союз, как и их союз с Райсом, становился день ото дня все надежней и крепче.
– Могу я поинтересоваться, что вызвало столь сладостную улыбку на твоих губках? – по-норманнски галантно поинтересовался Райс, наклоняясь к невесте и тихонько кусая ее нежное розовое ушко.
Линет покраснела под обжигающими золотыми искрами черных глаз.
– Я думала о том благословенном мире, который наш брак сможет принести нашим народам. Ведь то, что происходит сейчас в зале, – лучшее тому доказательство. Посмотри, у нас куда больше сходства, чем различий.
Райс улыбнулся своей тоненькой хрупкой невесте, чья страстность и преданность не уступали отваге и мужеству. В словах Линет была та мудрая, по-настоящему философская мысль, которую еще месяц назад он и граф, два умудренных жизнью взрослых мужчины, начисто отвергали, а теперь, благодаря маленькой отважной норманнке, становилась очевидной и необходимой.
