— Дамы, признаться, были сильно навеселе, и красавица с такими красивыми каштановыми волосами, которая, кажется, не привыкла к такому обилию вина, оступилась и сбила бокал со стола. Бокал покатился по полу, дама упала и порезала бедро. Я отнес ее наверх и промыл рану. Как вы понимаете, для этого, — с хитрой ухмылкой продолжал Довиль, — мне пришлось снять с нее рубашку, и… Ах, — с сожалением заключил француз, — танец закончился. Обидно, что я не могу рассказать вам дальше, мадам.
Порезала бедро! Но когда Каролина делила каюту с Ребой на борту «Верной Мэри», она заметила маленький шрам у нее на бедре! Каролина помнила, как в ответ на вопрос, откуда у подруги этот шрам, та промямлила что-то невразумительное насчет разбитого стекла.
А теперь этот француз смеет утверждать, что больше он ничего не сможет рассказать!
— Да, но вы должны рассказать мне, что было дальше, монсеньор Довиль! — воскликнула Каролина, испугавшись, что ее юркий собеседник сейчас исчезнет и затеряется в толпе прежде, чем она убедится в справедливости своих догадок. — Я не позволю вам сбежать от меня. Вы должны остаться со мной на следующий танец!
Довиль молча поздравил себя с победой. Наконец-то ему удалось привлечь к себе внимание дамы с серебристыми глазами, так умело подчеркнутыми нарядом из серебристо-черной парчи. И теперь он с достоинством повторял одному за другим кавалерам, жаждавшим пригласить Каролину, что танец уже обещан ему. Кто-то из молодых людей услышал настойчивую просьбу Каролины и смотрел на нее в изумлении, не в силах поверить в то, что Серебряная Русалка так заинтересована в заезжем французе. Она, надменно отвергавшая самых видных людей в городе! Обида и недоумение побудили молодого человека передать услышанное отвергнутым кавалерам, те передали кому-то из своих знакомых, и вскоре практически все присутствующие знали о падении Каролины. На Каролину и монсеньора Довиля, увлеченно беседующих о чем-то, стали показывать пальцами. За каких-то несколько минут молва окрестила их любовниками, но, к счастью для себя, Каролина действительно так увлеклась разговором, что не замечала ни перешептываний, ни образовавшейся вокруг нее и француза пустоты.
— И она была школьницей? — с хорошо разыгранным недоумением вопрошала Каролина. — Монсеньор Довиль, право же, верится с трудом!
— Да, и рубашка не стала непреодолимым препятствием, — сообщил он затем, дерзко глядя Каролине в глаза. — Да, это была изумительная красавица. Самая восхитительная из тех, кого я встречал. За исключением вас, мадам. В самом деле, вы в этом платье похожи на сверкающий бриллиант.
Жаркий взгляд француза путешествовал по ее наряду, подолгу задерживаясь на пышной груди, вздымавшейся от быстрых движений. Еще немного, и он прожег бы взглядом парчовый лиф.
— Не сомневаюсь, вы бы могли превзойти ее… во всем, — сделав многозначительную паузу перед последним словом, сказал Довиль.
Каролина была достаточно догадлива, чтобы понять намек, и неожиданно для себя покраснела.
В дальнем конце зала мужчина в костюме цвета стали, потягивая вино, прищурившись, наблюдал за парочкой.
Танец заканчивался, и Довиль понимал, что вот-вот потеряет свою даму.
— Спасибо вам, монсеньор Довиль. Эта история меня, весьма позабавила, — наклонила головку Каролина.
— Ах, но вы еще не дослушали ее до конца, мадам, — с сожалением сказал он. — Вы не знаете, что она рассказывала мне о себе и о некоей своей белокурой подруге, вот эта сказка действительно могла бы вас позабавить.
Белокурая подруга! Каролина вся превратилась в слух, ведь этой белокурой подругой вполне могла оказаться она сама!
— Я умираю от любопытства, нет, вы не должны покидать меня, мы должны станцевать еще раз! — Она вцепилась в его руку.
Вполне возможно, что она сумела бы победить свое любопытство, если бы заметила недоумение зала. Все наблюдали, как какой-то ничтожный французик в третий раз выводил Серебряную Русалку на середину зала, весь сияя от счастья.
В конце концов и Келлз стал замечать, что все взгляды обращены в ту сторону, где его жена танцует с этим французом, а шепоток ползет от группы к группе, затихая перед ним. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но глаза его холодно заблестели.
