– Пора завершить песнь.
Тихий голос Попрыгунчика прозвучал прекрасной музыкой, частью общей песни. Бомену показалось, будто он все это уже слышал и знает, что ему скажут и что он должен ответить.
– С вами должен пойти потомок пророка.
– Я вижу двоих потомков, – ответил Попрыгунчик.
– Должен пойти я, – сказал Бомен. – Меня избрали. Меня обучили. И Кесс это знает.
Наконец заговорила Кестрель.
– Нет, – с тяжелым сердцем сказала она. Серебряный голос жег кожу все сильнее. Бомен решил, что сестра не хочет его отпускать.
– Кто-то должен пойти, Кесс.
– Кто-то, – ответила Кестрель, – но не ты.
– Не я?!
До Бомена начал доходить смысл происходящего. Он повернулся к Попрыгунчику. Маленький старичок невозмутимо слушал.
– Скажи ей, – начал Бомен, – скажи ей, что это я должен пойти с вами в огненный ветер!
– С нами пойдет один, – сказал Попрыгунчик. – Тот, в котором пророк возродится и снова умрет.
– Это я! Так должно быть!
– Нет, – грустно прервала его Кестрель. – Извини, Бо.
– Извини? Что значит «извини»?!
Бомен чуть не плакал от злости, растерянности и обиды. Почему Кестрель так говорит? Она же знает, что он готовился к этому всю жизнь! Зачем же его учили? Зачем дали силу?
– Не мешай мне, Кесс!
Конечно! Как он раньше не догадался? Кестрель хочет удержать его не из любви, а из зависти. Она знает, что огненный ветер, который называют вихрем наслаждения, – единственная настоящая награда, и хочет ее получить. Но у него тоже есть сила! И если нужно, он применит всю свою мощь. Ради великого дела племени Певцов.
– Кесс, не мешай мне!
Брат! Неужели ты не понимаешь?
Бомен уловил в мысленном голосе сестры грусть и жалость. Это вывело его из себя. Всю жизнь Бомен боялся, а Кестрель командовала. Он переживал, а она действовала. А теперь Кестрель не может смириться с тем, что командует брат, что он стал сильнее.
Кругом поднимались в воздух сотни Певцов, пока огромная пещера не опустела. Песня улетела вместе с Певцами и волнами доносилась сверху. Медлить было нельзя.
– Я должен идти, – сказал Бомен. – Они ждут меня.
Я люблю тебя, Бо.
Нежные слова разозлили Бомена. Он попытался мысленно оттолкнуть сестру: не ударить, а просто показать, что пора расставаться.
Удар не сдвинул ее с места.
Бомен толкнул сильнее. Кестрель казалась тяжелой, невероятно тяжелой. Он встретился с сестрой глазами и понял, что она сопротивляется изо всех сил.
Не вынуждай меня, Кесс…
Перестань, – ответила она. – Успокойся.
Я не хочу делать тебе больно, Кесс. Только не мешай.
Бомен сконцентрировался, чтобы сломить ее защиту. Он думал, что под таким натиском сестра рухнет на колени, а та даже не дрогнула. Потом, к ужасу Бомена, Кестрель нанесла ответный удар. Юноша зашатался.
Кесс! Не сопротивляйся! Я не хочу тебе делать больно.
Ты и не сможешь, Бо.
Зачем это все?
Чтобы ты понял.
Кестрель снова ударила. Бомен опять зашатался и отступил. Слезы брызнули из глаз. Ему было не больно, а обидно. Бомен повернулся к Попрыгунчику и увидел, что тот смотрит на них так, словно ожидал случившегося.
«Вот оно! – подумал юноша. – Мое последнее испытание! Я должен все потерять и всего лишиться. Даже сестры, моей второй половины. Я должен быть свободен, чтобы сделать то, ради чего родился».
Вооружившись этой мыслью, Бомен собрал в кулак всю силу и обрушил удар на Кестрель. Сестра пролетела через всю пещеру и врезалась в каменную стену напротив. Бомен заставил себя не двигаться и тихо пропел свою песню, чтобы пополнить запас силы.
Кестрель встала и не спеша пошла к брату.
БАБАХ! Ударной волной Бомена подбросило вверх. Падая, он едва успел зависнуть над землей.
Бомен встал на ноги и сразу же направил в сторону Кестрель мысленный удар. Она встретила его стеной силы и нанесла ответный. Бомен отразил его и ударил еще и еще, пытаясь разбить стену Кестрель, однако сестра оказалась гораздо сильнее, чем он думал. Тогда Бомен сменил тактику и, собрав силу в узкий луч, начал сверлить защиту Кесс, чтобы пробраться в нее и подчинить себе. Однако вместо того, чтобы сопротивляться, Кестрель мгновенно поддалась. Бомен с разгона рухнул в ее разум, сквозь завесу тоски, страха, ярости и любви, сквозь любовь к себе самому в самый потаенный уголок, до сих пор ему неведомый, в место, где царила полная тишина.
