Фери, милый мой, Фери…» Нет, это не была мелодия её души. Нет, это не была молитва. Это было заклинание, с которым она обращалась
к наручникам: «Фери, милый мой, Фери! Фери, милый мой, Фери…»
Несколько раз звонил телефон, но она не могла к нему подойти…
«Фери, милый мой, Фери! Фери, милый мой, Фери…» Глаза её блестели
в темноте, щеки обжигали слезы… «Фери, милый мой, Фери! Фери, милый мой, Фери…» Она продолжала курить и тихо плакать: «Фери, милый мой, Фери! Фери, милый мой, Фери…»
Кто это выдержит?!! И кольцо наручников на батарее
разомкнулось. Дрянь тут же вскочила и, бряцая им, выбежала
из дома.
На улице она влетела в первую же притормозившую на
светофоре машину.
- Ну, чего ты стоишь! Гони! – крикнула она шоферу.
Водитель, не возражая, рванул с места, не дождавшись
зелёного. У милиционера, переключавшего светофор, от такой
наглости с головы слетела фуражка, а рука не могла найти рот, чтобы вставить в него надетый на большой палец свисток.
Поэтому его запоздалый свист раздался лишь тогда, когда машина
с Дрянью уже скрылась из вида, лихо проскочив между машинами, едущими на зелёный. Из-за этого неожиданного манёвра несколько
машин столкнулись между собой, а несвоевременный истеричный
свисток милиционера добавил в возникшую неразбериху сто пудов
паники, в которой столкнулось еще нескольких машин. Через пять
минут на перекрёстке образовалось огромное столпотворение
автомобилей, которые стояли на месте и от охватившей их
беспомощности неуверенно и тоскливо гудели.
А машина с Дрянью, управляемая Водителем, превратившимся
в Лихача, неслась по городу, и на каждом перекрестке, который она
проскакивала, возникал такой же затор, как и на первом. К тому
времени, когда они подъехали к кафе, двигаться по городу уже было
невозможно - все улицы его представляли собой сплошную пробку.
Мэр города, возвращавшийся в это время со службы, несмотря на
спецсигнал на его персональном автомобиле, попал домой лишь
к утру. Теперь в сильном негодовании был не только он, но и его
жена, в результате начальник городской автоинспекции лишился
своего поста. С тех пор пробки в городе так и не рассосались.
На этот раз Дрянь не ворвалась в кафе. Она успокоилась, сделав десять
медленных вдохов и выдохов, поправила волосы, напустила на себя равнодушие
и уверенность и только тогда вошла.
Лихач уезжать не спешил, он с любопытством смотрел, как
шальная пассажирка приводит себя в порядок на крыльце кафе. Когда
она поправляла волосы, он заметил, что с её левой руки свешивается
на цепочке разомкнутое кольцо наручников. После того, как двери за
ней закрылись, он посмотрел на крыльцо. На нём, в мутной жиже, валялись равнодушие и уверенность. Лихач задумался и даже, кажется, заснул, но где-то через час он вдруг очнулся, вышел из машины, запер
её на сигнализацию и направился в кафе.
10.
Она увидела его сразу. Он сидел один за столиком, стоявшим
недалеко от входа. Чёрная грусть разлеглась у Него под глазами.
Она медленно подошла к столику и, ничего не говоря и не глядя на
Него, присела напротив. Положив руки на стол, Она какое-то время
изучала маникюр на своих пальцах. Он сидел, откинувшись на спинку
стула, и рассматривал шнурки на своих ботинках. Она подняла глаза
на Него, Он не шевельнулся. Легкое недоумение и рассеянная улыбка
были на Её лице, ещё это можно было назвать нежностью. Через
несколько минут Она, не отрывая взгляда от Него, облокотилась на
стол и положила лицо в свои ладони. Он продолжал исследование
своих шнурков.
Целую вечность продолжалась эта немая сцена!
Мир вокруг Них, затаив свое вселенских масштабов дыхание, замер в недоумении. На всякий случай он остановил все, наполняющее
его: метагалактики и звездные системы, планеты и их спутники, вулканы
и реки, ветры и электростанции. Даже город был остановлен Миром.
Вокруг столика, за которым сидели Он и Она, воцарился Великий покой
и Безмятежность. Наверно, Мир таким образом хотел сказать Им:
«Теперь Вам ничто не мешает, всё в Вашей воле, дайте же мне увидеть
это!»
И, наконец, Он поднял свои синие глаза и посмотрел на Её
лицо так, будто увидел его впервые. Он боялся прикасаться своим
