Как услышала про это бывшая супруга, быстро прискакала.
— Ах, мой дорогой! Ах, мой маленький! Давно мы с тобой не грелись!
— А мы уже греемся! — заявляет Блоха. А сама греется не возле Мамонта, а возле его завещания.
Прослезилась бывшая супруга и вымерла от слез. А Мамонт вымер от обиды, от возмущения, потому что Блоха с завещанием тут же от него ускакала.
Она и сейчас живет, не вымирает. Придумала себе имя: Глетчерная. Такое длинное имя для такой коротенькой Блохи.
Скачет она по своим владениям, а имя с нее сползает, спадает. Выскочит из имени — и никто не узнает. А ведь она не может на месте сидеть, нужно обскакать все владения, которые ей Мамик, вымирая, оставил.
А мы удивляемся, почему вымерли мамонты. Про одного теперь мы знаем. А на остальных, вы думаете, не хватило блох? Вы вокруг посмотрите: блох и сейчас полно, а вот мамонтов что-то не видно.
* * *
У первой попавшейся женщины попавшимся обычно оказывается мужчина.
Царство без царя в голове
Было когда-то царство без царя в голове. Когда — не спрашивайте, где — не велено знать. Большое такое царство, — может, сто на сто, а может, и все двести на двести. Только чего — неведомо: может, верст, может, пудов, а может, и вовсе градусов.
И жили в этом царстве народные граждане. Не народные артисты. Не народные депутаты. А просто граждане. Без царя в голове.
Дома в этом царстве стояли поперек улиц, и улицы плутали между домов, теряя по пути адреса и с трудом находя свое продолжение. А транспорт ездил впереди дорог, которые не успевали под него прокладывать. Но движение впереди дорог было довольно оживленным.
Волей-неволей пришлось выбирать царя. Но как именно: волей или неволей?
Каждая из них была по-своему хороша, на конкурсах красоты побеждали попеременно. Воле даже присвоили звание Свободы, чтоб ее от Неволи отличать. А то при таком созвучии различить их бывало трудно.
Но, конечно, есть определенные различия. Придут к Свободе народные граждане — не надышатся. Широко, привольно, и ясное небо над головой. Правда, дует. Где-то в доме окно открыто, и напротив в доме окно открыто, от этого сквозняк на улице получается. Надо бы все окна позакрывать, думают народные граждане, а то у них Свобода вечно простуженная.
А придут к Неволе — никакого движения воздуха, да и самого воздуха почти нет. Все закрыто, заперто, замуровано. Под замком, под прицелом, под колючей проволокой. Можно и на нарах полежать, в случае чего. Или просто посидеть в свое удовольствие. Умиляются народные граждане:
— А это у вас что, кандалы? И специально для ног или для рук тоже можно? И сразу для двух рук, для двух ног?
— Ну не сразу, а через цепочку. Посмотрите, какая цепочка. Ну-ка, попробуйте поднять, — хвастает Неволя. Ну никакой скромности!
Смотрят народные граждане, не налюбуются, не надышатся, поскольку дышать особенно нечем.
— Вы на окно, на окно поглядите! — толкают друг друга. — Какие решетки! Да еще в четыре ряда!
Неволя с гордостью сообщает, что первый ряд еще от прадедушки, второй от дедушки, третий от отца. А четвертый она поставила сама, чтоб три первые не уперли.
Налюбуются народные граждане — и опять на волю, свежим воздухом подышать. Продуются сквозняком — и опять на нары, погреться. И не знают, что предпочесть.
А пока они выбирают, раздумывают, прикидывают, нежданно-негаданно выскакивает царь, как черт из табакерки. Откуда — не спрашивайте, кто такой — не велено знать. Но уже сидит и строчит указы.
Всем он сразу понравился. В длину коротенький, в ширину вообще никакой. Правое ребро через левое выпирает, левое через правое, — не поймешь, где какая сторона. А глаза пристальные до неподвижности и цвета морской воды в штормовую погоду.
Ну как не влюбиться? Свобода и Неволя влюбились в него единогласно, наперебой и отказались в его пользу не только от участия в конкурсах красоты, но и во всех смотрах, чемпионатах, народных гуляниях. Неволя в спешном порядке нары скоблит, решетки драит, парашу мрамором облицовывает, а Свобода окна закрывает, чтоб царя на сквозняках не простудить.
Царь ими сразу заинтересовался, но пока еще не знает, какой отдать предпочтение. Стреляет от одной к другой неподвижным взглядом, а на лице улыбку кроит, хотя кроить ее, откровенно говоря, не из чего. На какой из двух жениться? Учитывая, конечно, интересы общенародные, потому что не ему дышать, не ему на нарах лежать.
