— Я не знаю этого американца, — холодно ответил герцог. — А разве его появление в Висбадене замечено всеми?
— Этого не скажу. В Висбадене много приезжих, так как наши целебные источники привлекают иностранцев. Впрочем, этот приятель или родственник Фокса мало где и показывается. Обыкновенно он выходит только по вечерам и всегда гуляет по уединенным улицам.
— Все это меня мало интересует. Так вот, Преториус: вы знаете, в чем состоит ваше поручение, и я прошу вас бережно хранить это письмо, чтобы оно не попало в чужие руки. Если вы исполните поручение хорошо, то будьте уверены в моей благодарности.
— Вы осчастливили меня, ваше высочество.
Герцог кивнул головой в знак того, что беседа закончена. Преториус отошел к дверям, трижды низко поклонился, остановился и спросил:
— Изволили, ваше высочество, решить участь бунтовщиков?
— Там увидим, — резко проговорил герцог. — Будьте уверены, Преториус, кара не минует негодяев, но я сумею наказать их гораздо более чувствительно, чем отдача под суд. А теперь ступайте.
Преториус ушел.
Герцог глубоко вздохнул. Приложив руку ко лбу, он заметил, что голова его горит, как в огне. Он нахмурился, и лицо его приняло жестокое выражение.
— До сих пор я медлил, — прошептал он, — до сих пор я еще не решался следовать примеру германских герцогов, давно уже наполняющих свои кошельки. По крайней мере, я делал это не так открыто, считаясь с интересами моих подданных. Но когда эти негодяи бунтовщики явно нарушили свой верноподданнический долг, я не стану больше церемониться с ними и жестоко отомщу.
Он заложил руки за спину и начал ходить взад и вперед по кабинету.
— Уже целую неделю, — продолжал он, — этот мистер Смит из Филадельфии ждет моего решения. Я не поддавался соблазну его золота, но сегодня вечером покончу это дело. Для меня это будет, во всяком случае, прибыльно: моя касса наполнится, и я избавлюсь от непокорных подданных. Мне нечего бояться упреков, я могу сказать, что караю бунтовщиков, осмелившихся оказать содействие разбойнику Лейхтвейсу против меня.
Всегда так бывает: желающий совершить нечто несогласное с совестью или оскорбить своих ближних, ищет и находит в чем-нибудь свое оправдание, чтобы заглушить голос совести. Но тот, кто воображает, что совесть даст себя убить, жестоко ошибается. Она рано или поздно проснется, и тогда горе тому, кто пытался ее задушить.
Глава 101
ПРОДАЖА ПОДДАННЫХ
После аудиенции у герцога судебный следователь Преториус поспешил к себе домой в Висбаден. Он заперся в своем кабинете, сел за письменный стол и положил перед собою письмо герцога. Внимательно осмотрев его со всех сторон, он начал вертеть его в руках, посмотрел на свет, надеясь прочитать содержание, отогнул края конверта, насколько позволяла печать, чтобы заглянуть внутрь, но, несмотря на все ухищрения, ничего не добился. С досадой швырнул он письмо на стол.
— Тут кроется какая-то тайна, — бормотал Преториус, нервно дергая свой рыжий парик, — какие могут быть дела у герцога с Финеасом Фоксом? Неужели речь идет о дочери Фокса, покинутой жене доктора Зигриста? Говорят, его высочество любит клубничку и часто удостаивает своим вниманием даже простых мещаночек. Но если это так, то герцог избрал бы другого посредника, так как я плохо гожусь в почтальоны по любовным делам, и среди придворной челяди нашлись бы более подходящие посланцы. Стало быть, не в этом дело. Но какие же побуждения заставляют облекать свои дела таинственностью? Любовь и деньги. Всем известно, что в кармане у герцога давно уже пусто, но вопрос в том, избрал ли герцог Финеаса Фокса для пополнения своей кассы? Черт возьми, все это весьма любопытно, и мне кажется, что тот, кто узнает содержание этого письма, получит возможность составить себе карьеру. Я давно уже выжидал удобного момента, чтобы попасть из следователей в министры. Преториус хлопнул рукой по письму.
— Вот где ключ ко всему! — воскликнул он. — Надо только уловить момент.
Преториус начал шарить по столу и вскоре нашел маленький, острый и гибкий перочинный нож, которым и принялся снимать сургучную печать с письма, действуя весьма осторожно, чтобы не повредить ни печати, ни конверта. Он знал, что ему несдобровать, если герцог узнает о его проделке.
