— Па, ради бога! — воскликнул Андре, схватив отца за руку. — Это же день рождения дедушки!
Алекс вырвал руку и повернулся к Чеденг, которая все еще стояла, не глядя на него.
— Чеденг, я долго терпел это. Теперь я категорически возражаю против такого поведения и даю тебе двадцать четыре часа, чтобы вернуться в мой дом. И пусть все будут свидетелями: я требую, чтобы эта женщина вновь приступила к своим супружеским обязанностям.
Она молчала.
Андре встал, подошел к отцу и положил руки ему на плечи.
— Па, давайте вы, мама и я поднимемся наверх и обсудим все между собой, втроем.
Алекс оттолкнул сына и шагнул к жене — теперь он стоял позади кресла своего отца.
— Мы все выясним здесь и сейчас. Предупреждаю тебя, Чеденг: если ты попытаешься покинуть страну, я ведь могу и остановить тебя. Твоя контора — это мои деньги. Юридически мы не разведены, ты все еще моя жена и подчиняешься мне. Андре несовершеннолетний и тоже подчиняется мне. Любые бумаги, которые ты заставила меня подписать, я могу опротестовать. И если ты…
Тут он неожиданно отлетел в сторону, потому что дон Андонг резко оттолкнул кресло и встал спиной к столу, лицом к лицу с сыном.
— Чеденг, поди сюда, — сказал старик, отодвигая кресло, чтобы дать ей пройти. — И ты, Андре, стань здесь, рядом со мной.
Когда они подошли к нему, он обнял сноху левой рукой, внука — правой. Так они стояли все трое, глядя на Алекса.
Старец улыбнулся:
— Когда ты, говоришь, уезжаешь, Чеденг? В среду? Тогда позволь мне заверить тебя, что ты и Андре можете спокойно лететь в среду или когда вам заблагорассудится. Пусть тебя не пугают угрозы моего сына. Он ничего не сможет сделать, я обещаю. У меня еще есть кое-какая власть, и я сумею остановить его даже раньше, чем он попробует помешать вам. А теперь мы выпьем за это — в добрый путь!
— Минутку! — воскликнул Алекс и, шагнув вперед, стал напротив сына. — Андре, ты действительно хочешь уехать вместе с матерью?
— Отец, ну пожалуйста! Дедушка же только…
— И ты слушаешь своего деда?
— Но я люблю его. И маму.
— А если я докажу тебе, что твоя мать и твой дед — оба мошенники?
Остальные трое — Почоло, Моника и Джек — вскочили на ноги и бросились к Алексу.
— Спокойно, Алекс, старина, — сказал Почоло.
— Кончай это, — попросил Джек.
— Ты совсем сошел с ума, Алекс? — вскричала Моника.
— А вы, черт вас побери, не лезьте не в свое дело! — крикнул Алекс. — Андре, ты слышал, что я сказал? Твой дед — мошенник, и твоя мать — тоже. Помнишь чудо в пещере — дождь из розовых лепестков? Так вот это жульничество, и оба они знали, что это жульничество, но тем не менее они…
— Простите, па, — сказал Андре, еще теснее прижимаясь к деду, — но я думаю, вы со злости возводите на них напраслину.
— Ты не веришь, что чудо было жульничеством?
— Я не знаю, да мне и все равно. Моя вера не сводится к чудесам. Я только знаю, что дедушка и мама не способны на такой подлог.
— Этого я не говорил. Я сказал, что им было известно о жульничестве и они не разоблачили его, позволили дурачить людей. Разве от этого они меньше жулики, чем те, кто устроил этот обман?
— Отец, это просто ваше…
— Нет! Почему бы тебе не спросить твою мать?
— Я не настолько глуп!
— Или ты боишься?
— Боюсь?
— Боишься того, что может всплыть. Но ведь это так легко, мальчик. Задай ей простой вопрос: правда это или нет?
— Хватит, па. Я и так запутался. Мама, прости меня, пожалуйста, но ты…
— Не спрашивай свою мать, — сказал вдруг дон Андонг, высвобождая из объятий сноху и внука. — Она ни в чем не виновата. Она только делала то, о чем я ее просил.
Юноша уставился на него:
— Так мошенничество было?
— Да. Но ни твоя мать, ни я — мы не имеем к этому никакого отношения.
— Да, не имеете! — возликовал Алекс. — Но ведь вы и не сделали ничего, чтобы положить ему конец!
— Это ложь, — сказал старец. — Я прекратил это, как только узнал, в чем дело.
— Но вы не выступили с разоблачением, ни тогда, ни позже. Значит, вы все еще дурачите людей, которые и сейчас верят, что жульничество было чудом. Андре, в прежние времена, до обращения, твой дед не колеблясь разоблачил бы мошенничество. Потому что тогда он верил, что народ нельзя обманывать ни при каких обстоятельствах. Но теперь, кажется, он стал менее честен. Раз это жульничество с дождем из розовых лепестков укрепляло веру, значит, разоблачать его нельзя. Цель оправдывает средства.
