Она села на диван, скрестив руки на груди.
— Да, вчера я, как ты изящно выразился, отнюдь не была ледышкой. Алекс умеет это заметить. Он хотел, чтобы мы поехали к нему домой, но за это время я могла и остыть. И мы отправились в один из этих элегантно-вульгарных мотелей в Пасае. Поскольку мы обливались потом, то сначала приняли душ — конечно, вместе. Люблю, когда мне трут спинку… Алекс не мог ждать. Так что в первый раз это было прямо под душем. Неплохо, но потом, в постели, было еще лучше, потому что он не спешил. Честно говоря, я собиралась побыть с ним совсем недолго, но какого черта — раз уж согласилась, то все равно: раз на сентаво, то можно и на песо. Уж мы поработали, дорогой мой. Не спрашивай, с каким счетом. Мы засыпали, просыпались, чтобы продолжить, и снова засыпали — знаешь, как это бывает, когда найдет настроение. Короче говоря, когда мы решили, что на сегодняшний день — или ночь — довольно, было шесть часов утра, мы квиты, или как там это называется, но только потому, что мне пора было домой, чтобы переодеться и ехать к американцам в посольство. Ты ведь и это тоже хотел знать, Джек, — когда мы с Алексом расстались? Ну вот и знаешь. В шесть утра. Ужасно, не правда ли?
Он тупо смотрел на нее.
— Что же ты молчишь, Джек? Скажи что-нибудь. Я вывела тебя из несчастного состояния?
Он отозвался после долгой паузы:
— Да, спасибо. Мне всю ночь было неспокойно из-за Алекса, а теперь я испытываю большое облегчение, узнав, что не мог видеть его машину. — И, еще немного помолчав, продолжил: — Но, может быть, ты и права, Чеденг, я только обманывал сам себя, думая, что боюсь за Алекса, тогда как на самом деле ненавидел его, потому что вчера он был с тобой, а я так тебя хотел. Но вот чему ты можешь поверить: вчера ночью я действительно мучился страхом за него. Если я и лгал сам себе, то не знал этого. До сего момента не знал.
Он поднялся, не глядя на нее.
— Мне пора на день рождения твоего свекра. Подождать тебя, или мне лучше пойти раньше?
— Андре заедет за мной после полудня.
— Тогда я пойду. Чеденг, постарайся простить мне все это ужасное, что я тут наговорил. У меня был срыв. Увидимся позже?
И он быстро пошел к двери. Он уже повернул ручку, когда она сказала:
— Закрой дверь, Джек, и иди сюда.
Он вернулся, опять сел. Она задумчиво наклонила голову. Но теперь их как будто не разделял даже этот ерундовый столик, хотя по-прежнему важно было не касаться друг друга.
— Так ты хотел меня вчера?
— Я ведь уже сказал: пожалуйста, прости все те глупости, что я наговорил…
— И я хотела тебя вчера, Джек.
— Чед, давай не будем говорить того, о чем можем пожалеть.
— Я наговорила много такого, о чем уже жалею.
— Я просто хотел выяснить…
— Ничего ты не выяснил, Джек. Я солгала тебе.
— О нет, только не это!
— Увы, это так.
— Вы с Алексом… Вы не были вместе всю ночь?
— Нет. Я солгала. Разве не этого ждут от жены?
— Так что же случилось на самом деле?
— Мы действительно поехали в мотель, действительно занимались любовью, и я действительно хотела остаться на всю ночь. Но Алекс сказал, что ему нужно срочно где-то быть. Так что в половине двенадцатого мы вышли из мотеля, и он отвез меня домой. Мы расстались около полуночи. Во сколько ты видел тот белый «камаро»?
— Около двух часов.
— Теперь ты будешь думать, что я бессердечная потаскушка.
— Нет, правда все равно выходит наружу.
Их опять разделяло нечто большее, чем столик.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Чед, ты и я — мы просто не можем…
— Я не о нас говорю.
— А, об Альфреде.
— Ты сообщишь ей?
Он смотрел на край стола, упиравшийся в его колени, словно это было нацеленное на него оружие. Не разыграла ли она всю эту сцену, чтобы довести его как раз до такого состояния? Не была ли она женой, которая играла роль неверной, чтобы сохранить верность? Она все еще любит Алекса, подумал он, и теперь она сделала так, что я не могу ничего предпринять против него. Но когда он заговорил, его голос не был голосом загнанного зверя. Если даже все это инсценировка — что ему до того? Как бы она ни маневрировала, его позиция теперь ясна.
— Нет, Чед, — сказал он. — Я никому не скажу.
